Académique Documents
Professionnel Documents
Culture Documents
CONCEPT RÉPUBLICAIN ?[1]
Le concept de liberté est un concept difficile à définir. Le libellé du sujet laisse d’ailleurs
penser qu’il existe une définition religieuse de la liberté et une définition républicaine de
la liberté qu’il convient d’opposer. Certes, des événements politiques récents ont opposé
des groupes de personnes défendant des théories de la liberté différentes, elles-mêmes
appuyées sur des conceptions de l’homme et de la société radicalement opposées. Notre
point de vue est qu’une stricte opposition, sans nuance, de deux théories contraires ne
semble pas être le meilleur moyen de définir au mieux le concept de liberté ni de
montrer en quoi ces théories, sans être totalement conciliables, ont suffisamment de
points communs pour permettre un dialogue possible et nécessaire dans le cadre de la
« res publica ».
téléchargement
-je propose d’abord de caractériser naïvement ces deux théories afin de montrer en quoi
elles sont, en apparence, radicalement contraires,
-ensuite, je montrerai en quoi la théorie de la liberté comme liberté de choix semble être
une approche objective et conciliatrice,
ADVERTISEMENT
REPORT THIS AD
-enfin, je terminerai en posant que si les choix peuvent amener des positions
radicalement opposées, une aire de conciliation est définissable.
La théorie de la liberté chrétienne comme liberté d’obéissance et auto-
résiliation de son vouloir.
impose une nécessitation. Jésus énonce à propos de Dieu « que ta volonté soit faite » . [4]
ce qui ne nuit pas à autrui ». Ils précisent les expressions de l’agir libre : la possibilité de
penser, s’exprimer, se réunir, circuler librement… Cette théorie de la liberté est associée
à des droits. Ces possibilités définissent la théorie de la liberté comme étant une absence
de contrainte mais en donne une définition qui semble minimaliste.
Je rappellerai qu’il existe trois théories concernant l’existence ou non d’un libre arbitre.
La première théorie réfute l’existence du libre arbitre. Les lois de la nature imposent
d’agir ainsi et pas autrement. La théorie est déterministe. William James distingue alors
deux formes de déterminisme : la forme « dure » qui nie toute responsabilité morale et
la forme « souple » qui défend la compatibilité de la responsabilité morale et du
déterminisme . En effet, pour être moralement responsable de ses actes, il suffit d’agir
[6]
La deuxième théorie admet que les lois de la nature existent mais que l’agent dispose
tout de même d’un certain pouvoir d’agir autrement. La détermination élimine toutes
les possibilités d’action sauf une que l’on ne peut éviter. Cette théorie est
compatibiliste .
[7]
La troisième théorie défend l’existence d’un pouvoir absolu du libre arbitre. Cette
théorie est incompatibiliste. La liberté républicaine est une théorie incompatibiliste. En
raison de sa nature l’homme dispose d’un pouvoir d’action inamissible.
L’incompatiblisme peut être entendu dans un sens « fort » : le sujet a le choix. Ou dans
un sens faible : le sujet résiste à ce qui se présente à lui. Avoir le choix repose sur deux
principes : pouvoir agir ou non et pouvoir agir ainsi ou autrement. Autrement dit, il est
nécessaire que l’agent possède en lui-même le principe ultime de son action et que l’acte
soit contingent . Si l’agent est source ultime de son action, il n’existe pas de conditions
[8]
Le débat porte donc sur l’existence d’un pouvoir de choix. Ce pouvoir de choix est ce que
les théologiens appellent « libre arbitre » et ce que les philosophes analytiques appellent
« pouvoir des possibilités alternatives » .
[9]
Le fait d’agir selon son désir ne suffit pas à définir la liberté. L’animal agit selon son
désir. S’il possède une certaine forme de liberté, il n’agit pas librement comme l’homme
peut le faire. Harry Frankfurt distingue un désir de premier niveau et un désir de
deuxième niveau. Il définit les premiers comme étant soit « les désirs de faire », soit
« les désirs de ne pas faire ». Il définit les deuxièmes comme « le désir qu’un certain
désir constitue sa volonté ». Le manque de liberté s’expérimente par la conscience
désagréable de l’écart existant entre le désir de premier niveau et le désir de deuxième
niveau.
Le désir donne naissance à une intention. L’intention est-elle déjà une forme de choix
puisqu’elle consiste à mettre en avant un désir plutôt qu’un autre ? L’intention est
d’abord la constatation qu’un désir domine un autre. Mais cette constatation ne suffit
pas à déclencher une action. L’intention ne peut être qu’une vague promesse, un
fantasme de réaliser tel ou tel acte. L’intention peut être modifiée par des désirs futurs.
L’intention n’est pas un choix. L’intention, pour aboutir à la réalisation d’un acte, doit
être ferme. Pour qu’elle soit ferme, elle doit reposer sur la connaissance de l’avantage
que permet d’obtenir la réalisation de l’acte envisagé. L’intellect évalue si l’objet identifié
est conforme au désir et s’il permet d’obtenir un mieux-être. Alors le désir se transforme
en intention ferme de réaliser ou non tel acte, ou de réaliser tel acte plutôt qu’un autre.
L’intention devient décision. Cette décision n’est donc pas la simple formation d’une
intention[11]. La décision est un vouloir vouloir la réalisation d’un désir. Ce vouloir
vouloir est la volonté. La volonté est un acte. Elle consiste à élire à la fois un objet et un
désir. La volonté est choix en acte. Elle entraîne la réalisation de l’acte. Elle met en
œuvre les moyens pour y parvenir, rend ferme l’intention et maîtrise les désirs non
satisfaits.
Chacun dispose d’un pouvoir des opposés, d’un libre arbitre, qui le rend libre de toute
nécessité et de tout déterminisme. Les actions dépendent de soi dans le sens où il
dépend de soi de les accomplir ou non. Cela consiste à avoir et à reconnaître la
responsabilité de ses actes. Qu’il agisse dans un cadre conceptuel religieux ou dans un
cadre conceptuel religieux, le sujet est toujours responsable de ses actes. L’acceptation
de la responsabilité morale est incompatible avec toute théorie déterministe . Le libre
[12]
ne conçoit pas ce pouvoir comme étant la liberté pleine et entière . En effet, l’homme
[14]
est marqué par le péché et il a perdu une partie de sa liberté qui ne sera recouvrée que
dans la gloire, de manière postmortem. Il ne conserve que la liberté de choix. Au
contraire, la théorie républicaine définit ce pouvoir comme naturel et plénier. Mais ces
deux théories reconnaissent que chacun est donc potentiellement libre de toute
contrainte et de toute nécessité qu’elle soit idéologique, dogmatique, institutionnelle,
législative… Tout acte tire sa source de l’agent qui, en conséquence, est moralement
responsable de son agir et de leurs conséquences. Chacun est donc libre ou non d’obéir à
la loi.
La théorie républicaine insiste sur l’auto-contrainte : j’accepte de ne pas faire aux autres
ce que je ne voudrais pas que les autres me fassent. Cette définition est universaliste : je
reconnais autrui comme un autre moi-même qui, en conséquence, dispose des mêmes
droits que moi. La théorie chrétienne insiste aussi sur l’auto-contrainte : je dois aimer
l’autre comme moi-même. Cette définition est aussi universaliste : je reconnais autrui
comme étant lui-aussi créé à l’image divine. Autrui est mon prochain quelle que soit son
origine géographique, ethnique, sociale… Il me semble que la théorie républicaine est
minimaliste tandis que la théorie chrétienne est maximaliste . Mais toutes deux sont
[15]
Surtout, la majeure du syllogisme pratique peut être différente que l’on soit chrétien ou
républicain. En effet, on peut envisager la majeure comme l’expression d’une règle
morale variable en fonction de la conception que chacun se fait du bien et du mal.
Auquel cas, la confrontation de la majeure et de la mineure peut aboutir à un choix
d’action, d’objet différent ou opposé.
Je terminerai sur un point : on peut voir dans les choix différents l’expression de
théories radicalement opposées mais on peut y voir également l’expression de la
singularité. Aussi est-il possible d’envisager de créer un espace de dialogue dans lequel
chacun puisse exprimer sa liberté, que celle-ci soit envisagée comme minimaliste ou
maximaliste, au nom de la liberté propriété universelle de l’homme, que celui-ci soit
conçu comme une simple nature ou à l’image divine. La preuve en est que la majorité
des chrétiens se reconnaissent républicains sans hésitation aucune.
Jean-Marc Goglin
[1] Version remaniée d’un exposé présenté le 2 avril 2014 au café théo du CTU de
Rouen.
[2] C. FOCANT, La loi dans l’un et l’autre Testament, Paris, Cerf, 1997. R. BRAGUE, La
Loi de Dieu. Histoire philosophique d’une alliance, Paris, Paris, Folio, 2008, 2e éd.
[7] Cette thèse trouve ses origines théoriques chez Thomas Hobbes et est défendue par
John Locke et David Hume.
[8] R. CHISOHLM, « Human freedom and the Self », G. WATSON ed., Free Will,
Oxford, Oxford University Press, 1982, p. 26-37.
[9] C. MICHON, Qu’est-ce que le libre arbitre, Paris, P.U.F., 2010. P. VAN
INWAGEN, An Essay on Free Will, Oxford, Oxford University Press, 1983.
[11] Ce qui est la théorie classique présentée par M. BRATMAN, Intentions, Plans and
Practical reason, Cambridge (MA), Harvard University Press, 1987.
[13] Cf. Bernard de Clairvaux qui définit l’arbitre comme la marque de l’image divine en
l’homme. D. BOQUET, « Le libre arbitre comme image de Dieu. L’anthropologie
volontariste de Bernard de Clairvaux », Collectanea Cisterciensia, 65, 2003, p. 179-192,
http://www.citeaux.net/collectanea/Boquet.pdf.
[16] Cf. L. VAN HECKE, Le Désir dans l’expérience religieuse. L’homme réunifié, Paris,
Cerf, 1990.
ЦЕРКОВЬ И ВРЕМЯ
ISSN 2221-8246. Научно-богословский и церковно-общественный журнал
AРХИВ
БИБЛЕИСТИКА
БИБЛИОГРАФИЯ
БОГОСЛОВИЕ
ИСТОРИЯ ЦЕРКВИ
МЕЖДУНАРОДНАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ "ПРЕПОДОБНЫЙ ИСААК СИРИН И ЕГО ДУХОВНОЕ НАСЛЕДИЕ"
МЕЖХРИСТИАНСКИЙ ДИАЛОГ
ПУБЛИКАЦИИ
УКРАИНСКИЙ ВОПРОС
ХРИСТИАНСТВО И ИСЛАМ
ХРИСТИАНСТВО И КУЛЬТУРА
ХРИСТИАНСТВО И ЛИТЕРАТУРА
ЦЕРКОВЬ И ОБЩЕСТВО
Опубликовано в журнале "Церковь и время" № 48
О предмете
Признаки непонимания
Видение проблемы
Достойная альтернатива?
Этика и право
«Отделение» Церкви от государства отнюдь не означает, что власти этого мира «безнадежны»
и не имеют никакого отношения к истории спасения. Церковь свидетельствует перед лицом
государства о том, что этот мир нуждается в спасении и способен это спасение вместить (лат.
capax Dei). Христианское призвание состоит не только в стремлении к индивидуальному спасению,
но и в участии в Царстве Христовом над всем, в Горнем Иерусалиме. Там заканчиваются
политические планы человечества и там они находят свое завершение. Христианство изначально
осознавало себя носителем этого призвания человечества. Учение о двух мечах папы Геласия I, с
различением церковного авторитета (auctoritas) и мирской власти (potestas), так же, как и
симфония церковной и светской власти в Византии, исходят из фундаментальной идеи о том, что
политическая власть обладает своим особым местом в спасительном плане Божием. Титул
«наместника Христа» как на Западе (вплоть до Петра Дамиани 27), так и на Востоке, относился к
императору именно потому, что только Христу принадлежит всякая власть «на небе и на земле»
(Мф. 28:18). Позиция Русской Православной Церкви в новейших официальных документах
напоминает нам о вдохновляющем богатстве общей христианской Традиции.
Поэтому православию чужд всякий ложный страх перед проблематикой секулярного мира:
«Могу с уверенностью сказать, что многие религиозные традиции мира сегодня не ставят под
сомнение то, что языком прав человека должен оставаться светский язык. По крайней мере,
православная традиция не ставит это под сомнение. Но на корпус прав человека и их реализацию
религиозное мировоззрение имеет полное право оказывать воздействие», — писал митрополит
(ныне патриарх) Кирилл28. Святейший убежден, «что идея прав человека может быть не
разъединяющим, но объединяющим началом… для дальнейшего диалога между Церковью и
светским обществом»29. Речь в документе Московского Патриархата идет не о «претензии на
эксклюзивное богословское обоснование» (4) прав человека, но о том, что права эти, по самому
своему определению, нуждаются в обосновании, не входящем в компетенцию общества и
государства и предшествующем ей. Сакраментальное видение Церкви в православной и
католической перспективе и совершение таинств делает возможным для христиан раскрытие и
созидание сакраментального присутствия подлинной жизни в общественной, экономической и
политической действительности.
целом.
8. Ibid., I.1.
9. Kant I. Grundlegung zur Metaphysik der Sitten, 2. Abschnitt: Ü bergang von der
populären Moralphilosophie zur Metaphysik der Sitten. Русский перевод: Кант И. Основы
2009.
14. Основы учения Русской Православной Церкви о достоинстве, свободе и правах человека
III.1.
15. Там же. III.2, а также III.3: «Разработку и применение концепции прав человека необходимо
согласовывать с нормами морали, с нравственным началом, заложенным Богом в природу
6.
21. Ср. Agamben G. Homo sacer. Die souverдne Macht und das nackte Leben, (Turin 1995)
Frankfurt, 2002; Его же. Mittel ohne Zweck. Noten zur Politik, (Turin 1996), Zürich-Berlin, 2006.
Его же. Ausnahmezustand (Turin, 2002). Frankfurt, 2003; Его же. Was von Auschwitz bleibt
Ваше Святейшество!
Преосвященные архипастыри!
Представляемый Вашему вниманию документ «Основы учения Русской Православной Церкви о достоинстве,
свободе и правах человека» был разработан во исполнение решения Священного Синода от 11 апреля 2006
года. Как вам известно, это решение появилось по итогам X Всемирного русского народного собора,
принявшего Декларацию о правах и достоинстве человека. Это соборное деяние вызвало живую реакцию со
стороны как российского общества, так и мировой общественности. Интерес к работе нашей Церкви в
области прав человека не исчезает до сих пор. Значение этих идей, в числе прочего, и в том, что они открыли
новые горизонты для миссии Церкви в современном обществе. Эти идеи привлекли внимание
представителей власти, науки, культуры, средств массовой информации.
Всем хорошо известно, что внутри нашей Церкви имеет место различное отношение к правам человека.
Высказываемые точки зрения порой противоречат друг другу. Подбирая участников в рабочую группу, мы
старались отразить существующее в Церкви разномыслие по этой теме. В результате у нас получилась некая
микромодель церковной дискуссии.
С лета 2006 года по июнь 2008 года было проведено 15 заседаний рабочей группы, включая встречи
подгрупп, ответственных за разработку отдельных глав документа. В рамках процесса выработки документа
организовывались экспертные консультации со светскими философами и юристами, которые позволили
предметно обсудить актуальные научные подходы к проблемам прав человека, существующие в
соответствующих науках. Кроме того, велась серьезная исследовательская и реферативная работа между
встречами.
Особенное значение для представления тематики прав человека имели публичные заявления Святейшего
Патриарха. Так, его выступление в Парламентской ассамблее Совета Европы в октябре 2007 года позволило
широкому кругу людей ознакомиться с православным видением прав человека на самом высоком уровне.
Одним словом, была проведена очень большая работа по подготовке настоящего документа.
Почему же все-таки необходимо представить сегодня от лица Церкви документ по правам человека? Права
человека — эта та реальность, с которой нам приходится иметь дело, хотим мы того или нет. Современный
человек не только живет в рамках общественно-государственных институтов, основанных на правах
человека, но ощущает на себе воздействие мировоззрения, которое порождает эта идея. Права человека
декларированы как центральный принцип построения правовых систем стран, окормляемых Русской
Православной Церковью. Кроме того, многие верующие, живущие в диаспоре — а это в основном западные
страны — также находятся в условиях доминирования этой концепции. Учитывая все это, Церковь призвана
возвысить свой пастырский голос и сказать о своем видении прав человека.
Не скрою, что к своей работе члены группы приступали, имея двойственное чувство к предложенной теме. С
одной стороны у нас перед глазами было положительное воздействие прав человека на жизнь людей.
Благодаря озабоченности по соблюдению этих прав в послевоенные годы советское государство сдерживало
свои гонения на верующих.
Однако, с другой стороны, за прошедшие десятилетия мы стали свидетелями того, как права человека могут
становиться инструментом, направленным против духовных и нравственных основ жизни людей. Сегодня
через обращение к правам человека в наших обществах стремится укрепиться мировоззрение, которое
является безрелигиозным, этически релятивистским и гедонистическим. Это происходит не только в странах,
находящихся на канонической территории Русской Церковью, но и во многих других.
Для рабочей группы было очевидно, что права человека являются заимствованной категорией. Она возникла
у западных народов на особой мировоззренческой почве и в особых исторических условиях. Однако
свидетельства об инородности прав человека православной традиции были сочтены недостаточным
основанием, чтобы отвергнуть саму дискуссию о ценности этой концепции. В истории Церкви и наших
народов есть много примеров, когда делались заимствования из других культур, и они органично входили в
церковную и национальную традиции.
В процессе работы над документом мы постарались прийти к согласию и выработать общий церковный
подход к правам человека. Это была далеко непростая дискуссия. Порой мы возвращались к одной проблеме
по несколько раз. При обсуждении принималась только та аргументация, которая опиралась на Священное
Писание и Священное Предание Православной Церкви. Все другие доводы не включались в текст, хотя
принимались во внимание. Кроме того, мы не начинали свою работу с чистого листа. Многие идеи,
позволяющие дать обстоятельную оценку правам человека, уже существуют в Основах социальной
концепции Русской Православной Церкви.
Но, конечно же, были общие представления, послужившие точками опоры в нашей работе. Иначе мы не
могли бы никогда совершить этот соборный труд. С самого начала члены группы согласились, что, работая
над церковным документом по правам человека, необходимо руководствоваться сотериологическим
подходом. Церковь не занимается политикой, хотя ее ценности и имеют значение для политической сферы.
Она рассматривает земную жизнь человека как путь спасения, поэтому ее обязанность состоит в
свидетельстве о том, что вредит спасению верующих и что ему способствует.
В свете сотериологического подхода мы стремились ответить себе на вопрос: связаны ли права человека
генетически с христианством или родились из источников чуждых ему? Как правило, именно в ответе на этот
вопрос с наибольшей силой проявляется разномыслие в нашей Церкви, да и во всем православном мире
относительно прав человека. Осторожность, с которой многие православные высказываются на сей счет,
вполне оправдана. Верующие опасаются принять вместе с хорошими и правильными идеями, чуждое и
душевредное.
В группе было ясное понимание того, что церковный ответ не может быть модернистским, построенным на
искаженной интерпретации церковного наследия, эмоциях и политических пристрастиях. Он может опираться
только на духовный и исторический опыт Церкви. Напомню, что именно так поступали Святые Отцы Церкви в
отношении эллинистической культуры. Они принимали и усваивали все то, что могло послужить христианской
проповеди и отбрасывали все с ней несовместимое.
Многие термины православного богословия были заимствованы Святыми Отцами из эллинской философской
традиции, но затем переработаны и наполнены христианским благовестием. Это не повредило чистоте
христианства. Как богословие Вселенских Соборов не было компромиссом с языческой философией, так и
настоящий документ не является компромиссом с секулярной философией и этикой. В вероучительных и
этических вопросах не может быть компромиссов. Задача состояла в том, чтобы сформулировать
неизменные евангельские истины на том языке, который сегодня понятен для многих людей.
Исходя из Священного Писания и Предания Церкви, нельзя утверждать, что права человека являются
Божественным установлением. Будучи изобретены людьми, так же как и другие земные институты —
государство, право, различные объединения людей и так далее — права человека не должны вступать в
конфликт с Откровением Божиим. Права человека имеют различные мировоззренческие источники. С одной
стороны, они родились в культуре, которая в течение веков просвещалась христианством. С другой стороны
они отразили и впитали в себя идеи, появившиеся в среде, отошедшей от евангельских истин в эпоху
Возрождения и в Новое время. Однако несмотря на заметное ослабление религиозности в общественной
морали западных стран до сравнительно недавнего времени сохранялась приверженность христианской
системе ценностей. Сегодня положение совершенно иное. Нравственное согласие утрачено не только в
обществе, но и во многих христианских общинах.
На заседаниях рабочей группы мы стремились определить, что же в концепции прав человека было
заимствовано из христианства и является его наследием, а что таковым не является. Именно достоинство и
свобода, понятия, на которые сегодня опирается институт прав человека, тесно связаны с христианским
посланием. В результате было решено первые две главы посвятить достоинству и свободе.
Однако, будучи заимствованными у христиан, они были обмирщены и лишены своего религиозного и
духовного содержания. Во многом благодаря этому существующая сегодня светская концепция прав
человека стала работать против сохранения нравственных ценностей, как они представлены в евангельской
традиции. Возникающая во многих странах и обществах ситуация чревата, как кажется, весьма опасными
последствиями, ибо противоречащие Евангелию подходы к морали закрепляются в законодательстве, а
значит могут быть навязаны верующим силой закона.
Иными словами, тема прав человека приобретает сегодня ярко выраженное сотериологическое измерение, а
потому должна быть богословски и всецерковно осмыслена, дабы на этом осмыслении строить нашу
проповедь и пастырскую работу.
Понятие «достоинство» имеет греко-римское происхождение. Наиболее близкий его перевод означает
«ценность». В древнем мире существовало свое представление о ценности человека. Оно, как правило, было
связано с семейным, социальным или гражданским положением человека. Да и сегодня многие люди считают
наиважнейшим для личности ее социальный, политический или имущественный статус. С распространением
христианства ценность человека стала осмысляться по-другому. Христианство содействовало
распространению понимания ценности каждого человека как творения Божия.
Документ дает следующие пояснения: «Достойной для человека является жизнь согласно изначальному
призванию, заложенному в его природе… В святоотеческой традиции это раскрытие образа Божия
называется обожением… Богоданное достоинство подтверждается наличием у каждого человека
нравственного начала, которое опознается в голосе совести. Об этом пишет святой апостол Павел в
Послании к Римлянам: «Дело закона у них написано в сердцах, о чем свидетельствует совесть их и
мысли их, то обвиняющие, то оправдывающие одна другую» (Рим. 2, 15). Именно поэтому присущие
человеческой природе нравственные нормы, как и нравственные нормы, содержащиеся в
Божественном откровении, обнаруживают замысел Божий о человеке и его предназначении. Они
являются путеводными для благой жизни, достойной богозданной природы человека. Величайший
образец такой жизни явил миру Господь Иисус Христос».
Грех в человеке преодолевается через осознание своего недостоинства. Это непременное условие
покаяния: «Для восстановления в человеке соответствия своему достоинству особое значение имеет
покаяние, в основе которого лежит осознание греха и желание изменить свою жизнь. Раскаиваясь,
человек признает несоответствие своих мыслей, слов или поступков богоданному достоинству и
свидетельствует перед Богом и Церковью о своем недостоинстве. Покаяние не унижает человека, но
дает ему мощный стимул для духовной работы над собой, для творческой перемены своей жизни,
для сохранения чистоты богоданного достоинства и возрастания в нем».
Вторая глава посвящена еще одной фундаментальной категории, на которой основываются права человека
— свободе. Глава называется «Свобода выбора и свобода от зла». Сегодня свобода понимается главным
образом как свобода выбора. Конечно, свобода выбора это важная характеристика человеческой природы.
Она есть одно из проявлений образа Божия в человеке. В подтверждение этого в документе приводится
цитата из святого Григория Нисского: «Человек стал боговидным и блаженным, будучи почтен
свободой (αὐτεξουσίῳ)».
Смысл этой свободы заключается в том, чтобы человек сам добровольно, а не по принуждению жил в
общении с Богом. В тексте говорится: «В зависимости от самоопределения свободной личности образ
Божий в человеке может помрачаться или все более выявляться… Свобода поставлена Богом на
службу человеческому благу. Осуществляя ее, человек не должен причинять зла самому себе и
окружающим».
Однако всем хорошо известно свойство падшей человеческой природы, о котором говорит святой апостол
Павел: «Не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю… Уже не я делаю то, но живущий во мне грех»
(Рим. 7, 15-16). Поэтому далее в документе говорится: «Следовательно, человеку не обойтись без
помощи Бога и тесного соработничества с Ним, так как только Он является источником всякого
блага».
Дело в том, что, «злоупотребив свободой выбора, первый человек утратил другую свободу (ἐλευθερία)
— свободу жизни в добре, которую он имел в первозданном состоянии. Эту свободу человеку
возвращает Господь Иисус Христос: "Итак, если Сын освободит вас, то истинно свободны
(ἐλεύθεροι) будете" (Ин. 8, 36). Обретение свободы от греха невозможно без таинственного
соединения человека с преображенной природой Христа, которое происходит в Таинстве Крещения
(Рим. 6, 3-6; Кол. 3, 10) и укрепляется через жизнь в Церкви — Теле Христовом (Кол. 1, 24).
Отстаивание этого тезиса в современном мире — более чем свидетельство. Оно требует исповедничества,
ибо христианское понимание свободы невероятно трудно принять людям, привыкшим жить по своему
произволу. Считая, что выбор в пользу греха оправдан и должен быть защищен государством, они
настаивают на общественном признании греха как одной из норм поведения. Однако сама жизнь
свидетельствует, что грех и зло приводят к потере свободы, а также к разрушению общества и личности.
С учетом церковного опыта человеческой свободы, во второй главе делается вывод: «Слабость института
прав человека в том, что он, защищая свободу выбора (αὐτεξουσία), все менее и менее учитывает
нравственное измерение жизни и свободу от греха (ἐλευθερία). Общественное устройство должно
ориентироваться на обе свободы, гармонизируя их реализацию в публичной сфере. Нельзя защищать
одну свободу, забывая о другой. Свободное стояние в добре и истине невозможно без свободы
выбора. Равно и свободный выбор теряет свою ценность и смысл, если обращается ко злу».
Далее в свете идей первых двух частей определяются «христианские ценности, с которыми должны быть
гармонизированы права человека». Они формируют систему координат, в которой должна развиваться и
осуществляться концепция прав человека.
Во-первых, «права человека не могут быть выше ценностей духовного мира. Христианин ставит свою
веру в Бога и свое общение с Ним выше собственной земной жизни. Поэтому недопустимым и
опасным является истолкование прав человека как высшего и универсального основания
общественной жизни, которому должны подчиняться религиозные взгляды и практика…
В Православии неизменно присутствует убежденность в том, что общество, устрояя земную жизнь,
должно учитывать не только человеческие интересы и желания, но и Божию правду, данный Творцом
вечный нравственный закон, действующий в мире вне зависимости от того, согласна ли с ним воля
отдельных людей или человеческих сообществ. Этот закон, запечатленный в Священном Писании,
для православного христианина выше любых иных установлений, ибо по нему Бог будет судить
человека и народы перед Своим Престолом (см. Откр. 20, 12)».
Недопустимо вводить в область прав человека нормы, размывающие или отменяющие как
евангельскую, так и естественную мораль. Церковь усматривает огромную опасность в
законодательной и общественной поддержке различных пороков и их пропаганды — например,
половой распущенности и извращений, культа наживы и насилия».
Такие явления не просто имеют место в нашей жизни, но и «появляются законодательные нормы и
политические практики, которые создают предпосылки для их навязывания всему обществу через
средства массовой информации, системы образования и здравоохранения, сферу торговли и услуг.
Более того, есть случаи, когда верующие люди, считающие эти явления греховными, принуждаются
признавать допустимость греха или подвергаются дискриминации и преследованиям».
В этом разделе документа подчеркивается: «Под предлогом защиты прав человека одним цивилизациям
не следует навязывать свой уклад жизни другим. Правозащитная деятельность не должна служить
политическим интересам отдельных стран. Борьба за права человека становится плодотворной
тогда, когда она служит духовному и материальному благу личности и общества».
Итог третьей главы подводится в следующей формулировке: «С точки зрения Православной Церкви,
политико-правовой институт прав человека может служить благим целям защиты человеческого
достоинства, обеспечивать духовно-нравственное развитие личности. Реализация прав человека не
должна вступать в противоречие с богоустановленными нравственными нормами и основанной на
них традиционной общественной моралью. Индивидуальные права человека не должны
противопоставляться ценностям и интересам Отечества, общины, семьи. Осуществление прав
человека не может быть оправданием для посягательства на религиозные святыни, культурные
ценности, самобытность народа. Права человека не могут служить поводом для нанесения
непоправимого урона природному достоянию».
Все начинается с дара жизни. Поэтому право на жизнь рассматривается в самом начале четвертой главы. В
документе утверждается: «Жизнь есть дар Божий человеку. Господь Иисус Христос благовествует: "Я
пришел для того, чтобы имели жизнь и имели с избытком" (Ин. 10, 10). Заповедь "Не убий" в числе
иных была дана Богом пророку Моисею. Православие не приемлет и осуждает терроризм,
вооруженную агрессию, криминальное насилие, равно как и все другие формы преступного отнятия
человеческой жизни.
Право на жизнь должно подразумевать защиту человеческой жизни с момента зачатия. Всякое
посягательство на жизнь формирующейся человеческой личности является нарушением этого права.
Современные международные и национальные юридические акты закрепляют и охраняют жизнь и
права ребенка, взрослого и пожилого человека. Эта же логика защиты человеческой жизни должна
распространяться на ее отрезок от момента зачатия до появления на свет».
В этом подразделе было необходимо выразить церковное отношение к такой постоянно актуальной проблеме
как смертная казнь, несмотря на то, что о ней уже сказано в Основах социальной концепции. Поэтому в этом
месте дословно повторяется позиция более раннего церковного документа: «Признавая, что смертная
казнь была приемлема в ветхозаветные времена, а указаний на необходимость ее отмены «нет ни в
Священном Писании Нового Завета, ни в Предании и историческом наследии Православной Церкви»,
нельзя не вспомнить о том, что «Церковь часто принимала на себя долг печалования об осужденных
на казнь, прося для них милости и смягчения наказания» (Основы социальной концепции Русской
Православной Церкви, IX.3). Защищая человеческую жизнь, Церковь, вне зависимости от отношения
общества к смертной казни, призвана исполнять этот долг печалования».
В нашей классификации прав и свобод после права на жизнь логично поместить принцип свободы совести:
«Дар свободы выбора опознается человеком прежде всего в возможности выбирать
мировоззренческие ориентиры своей жизни. Как пишет святитель Ириней Лионский, «Бог сотворил
его (человека) свободным, имеющим свою власть <…> добровольно исполнять волю Божию, а не по
принуждению от Бога» («Против ересей», гл. XXXVI, 1,4). Принцип свободы совести находится в
гармонии с волей Божией, если защищает человека от произвола по отношению к его внутреннему
миру, от навязывания ему силой тех или иных убеждений. В условиях светского государства
провозглашенная и утвержденная законом свобода совести позволяет Церкви сохранить свою
самобытность и независимость от людей иных убеждений, дает юридическое основание как для
неприкосновенности ее внутренней жизни, так и для публичного свидетельства об Истине. Вместе с
тем "утверждение юридического принципа свободы совести свидетельствует об утрате
обществом религиозных целей и ценностей" (ОСК, III, 6).
Далее рассматриваются такие важные свободы, как свобода слова и свобода творчества: «Свобода
выражения мыслей и чувств, предполагающая возможность распространения информации, является
естественным продолжением свободы мировоззренческого выбора. Слово служит основным
средством общения людей с Богом и между собой. Содержание общения серьезно влияет на
благополучие человека и межличностные отношения в обществе. Человек несет особую
ответственность за свои слова. "От слов своих оправдаешься, и от слов своих осудишься", —
говорится в Священном Писании (Мф. 12, 37). Публичные выступления и заявления не должны
содействовать распространению греха, порождать распри и нестроения в обществе. Слово должно
созидать и поддерживать добро. Особенно опасно оскорблять религиозные и национальные чувства,
искажать информацию о жизни тех или иных религиозных общин, народов, социальных групп,
личностей. Ответственность за слово многократно возрастает в современном мире, переживающем
бурное развитие технологий хранения и распространения информации.
Надругательство над святынями не может быть оправдано ссылками на права художника, писателя,
журналиста. Современное законодательство обычно защищает не только жизнь и имущество людей,
но и символические ценности, такие как память умерших, места захоронения, памятники истории и
культуры, государственные символы. Такая защита должна распространяться на веру и святыни,
которые дороги для религиозных людей».
В главе отводится место и для рассмотрения социально-экономических прав, которые затрагивают важное
измерение человеческой жизни: «Земная жизнь невозможна без удовлетворения материальных
потребностей человека. В книге Деяний святых апостолов повествуется о первохристианской
общине, в которой материальная забота о ее членах была поставлена на особую высоту (см. Деян. 4,
32-37; 6, 1-6). Правильное пользование материальными благами небезразлично для дела спасения.
Поэтому необходимо придавать ясное нравственное измерение таким правам и свободам, как право
собственности, право на труд, право на защиту от произвола работодателя, свобода
предпринимательства, право на достойный уровень жизни.
Уже на протяжении многих лет ведется дискуссия о коллективных правах. Им тоже было решено уделить
внимание: «Если человек отожествляет себя с некой общностью, то у этой общности также должны
быть права, которые бы составляли баланс для индивидуальных прав. Права отдельной личности не
должны быть разрушительными для уникального уклада жизни и традиций семьи, а также различных
религиозных, национальных и социальных сообществ. В человеческую природу Богом заложено
стремление индивида к общинному существованию (см. Быт. 2, 18). На пути к исполнению воли
Божией о единстве человеческого рода важную роль играют различные виды общинной жизни,
осуществляемой в национальных, государственных и социальных объединениях. Полноту же
осуществления заповедей Божиих о любви к Богу и ближнему (см. Мф. 22, 37-39) являет собою
Церковь — богочеловеческий организм.
Началом общинной жизни является семья. Недаром святой апостол Павел говорит о причастности
семьи Таинству Церкви (см. Еф. 5, 23-33). В семье человек обретает опыт любви к Богу и ближнему.
Через семью передаются религиозные традиции, социальный уклад и национальная культура
общества. Современное право должно рассматривать семью как законный союз мужчины и женщины,
в котором создаются естественные условия для нормального воспитания детей. Закон также призван
уважать семью как целостный организм и защищать его от разрушения, провоцируемого падением
нравственности. Охраняя права ребенка, юридическая система не должна отрицать особую роль
родителей в его воспитании, неотделимом от мировоззренческого и религиозного опыта.
Необходимо уважать и другие коллективные права, такие, как право на мир, право на окружающую
среду, право на сохранение культурного наследия и внутренних норм, регулирующих жизнь
различных общин».
Имея за плечами такую богатую традицию предстательства перед властями о людях, попавших в беду,
Церковь и сегодня призвана «ревностно — не только на словах, но и на деле — заботиться о
сохранении прав и достоинства человека. При этом мы сознаем, что в современном мире права
человека подчас нарушаются, а его достоинство попирается не только государственной властью, но и
транснациональными структурами, субъектами экономики, псевдорелигиозными группами,
террористическими и иными преступными сообществами. Все чаще достоинство и права человека
приходится ограждать от разрушительной информационной агрессии».
— попечение о тех, чьи права, свобода и здоровье страдают из-за действий деструктивных сект;
Возникает вопрос, кто в Церкви может вести правозащитную деятельность? В документе дается следующий
ответ: «Правозащитная деятельность чад Русской Православной Церкви может вестись как на
общецерковном уровне, с благословения Священноначалия, так и на уровне созданных мирянами
общественных объединений, многие из которых уже сейчас успешно работают в правозащитной
сфере. В своей деятельности, направленной на защиту прав и достоинства человека, Церковь
стремится взаимодействовать с государством и общественными силами. Выбирая партнеров в
обществе, Церковь памятует слова Христа Спасителя, сказанные Им апостолам: "Кто не против вас,
тот за вас" (Мк. 9, 40).
Принимая во внимание значимость темы прав человека в современной общественной жизни, можно
предположить, что этот документ вызовет интерес братских Поместных Православных Церквей и будет
содействовать столь необходимому ныне укреплению единомыслия всего православного мира.
Хотелось бы выразить надежду, что систематическое изложение основ учения нашей Церкви о достоинстве,
свободе и правах человека явится также реальным вкладом в то православное свидетельство, которое
осуществляется в диалоге с инославными.
Можно ожидать, что многие позиции, высказанные в этом документе, будут положительно восприняты и
традиционными религиозными общинами во всем мире, способствуя сохранению прав и автономии
верующих людей перед лицом агрессивного нерелигиозного секуляризма.
Полагаю, что представленный документ может стать важным вкладом и в диалог, который ведет наша
Церковь с государственными властями разных стран, с общественными и международными организациями
во имя построения мирных и справедливых отношений между людьми и народами.
Ваше Святейшество!
Преосвященные архипастыри!
Представляемый Вашему вниманию документ «Основы учения Русской Православной Церкви о достоинстве,
свободе и правах человека» был разработан во исполнение решения Священного Синода от 11 апреля 2006
года. Как вам известно, это решение появилось по итогам X Всемирного русского народного собора,
принявшего Декларацию о правах и достоинстве человека. Это соборное деяние вызвало живую реакцию со
стороны как российского общества, так и мировой общественности. Интерес к работе нашей Церкви в
области прав человека не исчезает до сих пор. Значение этих идей, в числе прочего, и в том, что они открыли
новые горизонты для миссии Церкви в современном обществе. Эти идеи привлекли внимание
представителей власти, науки, культуры, средств массовой информации.
Всем хорошо известно, что внутри нашей Церкви имеет место различное отношение к правам человека.
Высказываемые точки зрения порой противоречат друг другу. Подбирая участников в рабочую группу, мы
старались отразить существующее в Церкви разномыслие по этой теме. В результате у нас получилась некая
микромодель церковной дискуссии.
С лета 2006 года по июнь 2008 года было проведено 15 заседаний рабочей группы, включая встречи
подгрупп, ответственных за разработку отдельных глав документа. В рамках процесса выработки документа
организовывались экспертные консультации со светскими философами и юристами, которые позволили
предметно обсудить актуальные научные подходы к проблемам прав человека, существующие в
соответствующих науках. Кроме того, велась серьезная исследовательская и реферативная работа между
встречами.
Особенное значение для представления тематики прав человека имели публичные заявления Святейшего
Патриарха. Так, его выступление в Парламентской ассамблее Совета Европы в октябре 2007 года позволило
широкому кругу людей ознакомиться с православным видением прав человека на самом высоком уровне.
Одним словом, была проведена очень большая работа по подготовке настоящего документа.
Почему же все-таки необходимо представить сегодня от лица Церкви документ по правам человека? Права
человека — эта та реальность, с которой нам приходится иметь дело, хотим мы того или нет. Современный
человек не только живет в рамках общественно-государственных институтов, основанных на правах
человека, но ощущает на себе воздействие мировоззрения, которое порождает эта идея. Права человека
декларированы как центральный принцип построения правовых систем стран, окормляемых Русской
Православной Церковью. Кроме того, многие верующие, живущие в диаспоре — а это в основном западные
страны — также находятся в условиях доминирования этой концепции. Учитывая все это, Церковь призвана
возвысить свой пастырский голос и сказать о своем видении прав человека.
Не скрою, что к своей работе члены группы приступали, имея двойственное чувство к предложенной теме. С
одной стороны у нас перед глазами было положительное воздействие прав человека на жизнь людей.
Благодаря озабоченности по соблюдению этих прав в послевоенные годы советское государство сдерживало
свои гонения на верующих.
Однако, с другой стороны, за прошедшие десятилетия мы стали свидетелями того, как права человека могут
становиться инструментом, направленным против духовных и нравственных основ жизни людей. Сегодня
через обращение к правам человека в наших обществах стремится укрепиться мировоззрение, которое
является безрелигиозным, этически релятивистским и гедонистическим. Это происходит не только в странах,
находящихся на канонической территории Русской Церковью, но и во многих других.
Для рабочей группы было очевидно, что права человека являются заимствованной категорией. Она возникла
у западных народов на особой мировоззренческой почве и в особых исторических условиях. Однако
свидетельства об инородности прав человека православной традиции были сочтены недостаточным
основанием, чтобы отвергнуть саму дискуссию о ценности этой концепции. В истории Церкви и наших
народов есть много примеров, когда делались заимствования из других культур, и они органично входили в
церковную и национальную традиции.
В процессе работы над документом мы постарались прийти к согласию и выработать общий церковный
подход к правам человека. Это была далеко непростая дискуссия. Порой мы возвращались к одной проблеме
по несколько раз. При обсуждении принималась только та аргументация, которая опиралась на Священное
Писание и Священное Предание Православной Церкви. Все другие доводы не включались в текст, хотя
принимались во внимание. Кроме того, мы не начинали свою работу с чистого листа. Многие идеи,
позволяющие дать обстоятельную оценку правам человека, уже существуют в Основах социальной
концепции Русской Православной Церкви.
Но, конечно же, были общие представления, послужившие точками опоры в нашей работе. Иначе мы не
могли бы никогда совершить этот соборный труд. С самого начала члены группы согласились, что, работая
над церковным документом по правам человека, необходимо руководствоваться сотериологическим
подходом. Церковь не занимается политикой, хотя ее ценности и имеют значение для политической сферы.
Она рассматривает земную жизнь человека как путь спасения, поэтому ее обязанность состоит в
свидетельстве о том, что вредит спасению верующих и что ему способствует.
В свете сотериологического подхода мы стремились ответить себе на вопрос: связаны ли права человека
генетически с христианством или родились из источников чуждых ему? Как правило, именно в ответе на этот
вопрос с наибольшей силой проявляется разномыслие в нашей Церкви, да и во всем православном мире
относительно прав человека. Осторожность, с которой многие православные высказываются на сей счет,
вполне оправдана. Верующие опасаются принять вместе с хорошими и правильными идеями, чуждое и
душевредное.
В группе было ясное понимание того, что церковный ответ не может быть модернистским, построенным на
искаженной интерпретации церковного наследия, эмоциях и политических пристрастиях. Он может опираться
только на духовный и исторический опыт Церкви. Напомню, что именно так поступали Святые Отцы Церкви в
отношении эллинистической культуры. Они принимали и усваивали все то, что могло послужить христианской
проповеди и отбрасывали все с ней несовместимое.
Многие термины православного богословия были заимствованы Святыми Отцами из эллинской философской
традиции, но затем переработаны и наполнены христианским благовестием. Это не повредило чистоте
христианства. Как богословие Вселенских Соборов не было компромиссом с языческой философией, так и
настоящий документ не является компромиссом с секулярной философией и этикой. В вероучительных и
этических вопросах не может быть компромиссов. Задача состояла в том, чтобы сформулировать
неизменные евангельские истины на том языке, который сегодня понятен для многих людей.
Исходя из Священного Писания и Предания Церкви, нельзя утверждать, что права человека являются
Божественным установлением. Будучи изобретены людьми, так же как и другие земные институты —
государство, право, различные объединения людей и так далее — права человека не должны вступать в
конфликт с Откровением Божиим. Права человека имеют различные мировоззренческие источники. С одной
стороны, они родились в культуре, которая в течение веков просвещалась христианством. С другой стороны
они отразили и впитали в себя идеи, появившиеся в среде, отошедшей от евангельских истин в эпоху
Возрождения и в Новое время. Однако несмотря на заметное ослабление религиозности в общественной
морали западных стран до сравнительно недавнего времени сохранялась приверженность христианской
системе ценностей. Сегодня положение совершенно иное. Нравственное согласие утрачено не только в
обществе, но и во многих христианских общинах.
На заседаниях рабочей группы мы стремились определить, что же в концепции прав человека было
заимствовано из христианства и является его наследием, а что таковым не является. Именно достоинство и
свобода, понятия, на которые сегодня опирается институт прав человека, тесно связаны с христианским
посланием. В результате было решено первые две главы посвятить достоинству и свободе.
Однако, будучи заимствованными у христиан, они были обмирщены и лишены своего религиозного и
духовного содержания. Во многом благодаря этому существующая сегодня светская концепция прав
человека стала работать против сохранения нравственных ценностей, как они представлены в евангельской
традиции. Возникающая во многих странах и обществах ситуация чревата, как кажется, весьма опасными
последствиями, ибо противоречащие Евангелию подходы к морали закрепляются в законодательстве, а
значит могут быть навязаны верующим силой закона.
Иными словами, тема прав человека приобретает сегодня ярко выраженное сотериологическое измерение, а
потому должна быть богословски и всецерковно осмыслена, дабы на этом осмыслении строить нашу
проповедь и пастырскую работу.
Понятие «достоинство» имеет греко-римское происхождение. Наиболее близкий его перевод означает
«ценность». В древнем мире существовало свое представление о ценности человека. Оно, как правило, было
связано с семейным, социальным или гражданским положением человека. Да и сегодня многие люди считают
наиважнейшим для личности ее социальный, политический или имущественный статус. С распространением
христианства ценность человека стала осмысляться по-другому. Христианство содействовало
распространению понимания ценности каждого человека как творения Божия.
Документ дает следующие пояснения: «Достойной для человека является жизнь согласно изначальному
призванию, заложенному в его природе… В святоотеческой традиции это раскрытие образа Божия
называется обожением… Богоданное достоинство подтверждается наличием у каждого человека
нравственного начала, которое опознается в голосе совести. Об этом пишет святой апостол Павел в
Послании к Римлянам: «Дело закона у них написано в сердцах, о чем свидетельствует совесть их и
мысли их, то обвиняющие, то оправдывающие одна другую» (Рим. 2, 15). Именно поэтому присущие
человеческой природе нравственные нормы, как и нравственные нормы, содержащиеся в
Божественном откровении, обнаруживают замысел Божий о человеке и его предназначении. Они
являются путеводными для благой жизни, достойной богозданной природы человека. Величайший
образец такой жизни явил миру Господь Иисус Христос».
Грех в человеке преодолевается через осознание своего недостоинства. Это непременное условие
покаяния: «Для восстановления в человеке соответствия своему достоинству особое значение имеет
покаяние, в основе которого лежит осознание греха и желание изменить свою жизнь. Раскаиваясь,
человек признает несоответствие своих мыслей, слов или поступков богоданному достоинству и
свидетельствует перед Богом и Церковью о своем недостоинстве. Покаяние не унижает человека, но
дает ему мощный стимул для духовной работы над собой, для творческой перемены своей жизни,
для сохранения чистоты богоданного достоинства и возрастания в нем».
Вторая глава посвящена еще одной фундаментальной категории, на которой основываются права человека
— свободе. Глава называется «Свобода выбора и свобода от зла». Сегодня свобода понимается главным
образом как свобода выбора. Конечно, свобода выбора это важная характеристика человеческой природы.
Она есть одно из проявлений образа Божия в человеке. В подтверждение этого в документе приводится
цитата из святого Григория Нисского: «Человек стал боговидным и блаженным, будучи почтен
свободой (αὐτεξουσίῳ)».
Смысл этой свободы заключается в том, чтобы человек сам добровольно, а не по принуждению жил в
общении с Богом. В тексте говорится: «В зависимости от самоопределения свободной личности образ
Божий в человеке может помрачаться или все более выявляться… Свобода поставлена Богом на
службу человеческому благу. Осуществляя ее, человек не должен причинять зла самому себе и
окружающим».
Однако всем хорошо известно свойство падшей человеческой природы, о котором говорит святой апостол
Павел: «Не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю… Уже не я делаю то, но живущий во мне грех»
(Рим. 7, 15-16). Поэтому далее в документе говорится: «Следовательно, человеку не обойтись без
помощи Бога и тесного соработничества с Ним, так как только Он является источником всякого
блага».
Дело в том, что, «злоупотребив свободой выбора, первый человек утратил другую свободу (ἐλευθερία)
— свободу жизни в добре, которую он имел в первозданном состоянии. Эту свободу человеку
возвращает Господь Иисус Христос: "Итак, если Сын освободит вас, то истинно свободны
(ἐλεύθεροι) будете" (Ин. 8, 36). Обретение свободы от греха невозможно без таинственного
соединения человека с преображенной природой Христа, которое происходит в Таинстве Крещения
(Рим. 6, 3-6; Кол. 3, 10) и укрепляется через жизнь в Церкви — Теле Христовом (Кол. 1, 24).
Отстаивание этого тезиса в современном мире — более чем свидетельство. Оно требует исповедничества,
ибо христианское понимание свободы невероятно трудно принять людям, привыкшим жить по своему
произволу. Считая, что выбор в пользу греха оправдан и должен быть защищен государством, они
настаивают на общественном признании греха как одной из норм поведения. Однако сама жизнь
свидетельствует, что грех и зло приводят к потере свободы, а также к разрушению общества и личности.
С учетом церковного опыта человеческой свободы, во второй главе делается вывод: «Слабость института
прав человека в том, что он, защищая свободу выбора (αὐτεξουσία), все менее и менее учитывает
нравственное измерение жизни и свободу от греха (ἐλευθερία). Общественное устройство должно
ориентироваться на обе свободы, гармонизируя их реализацию в публичной сфере. Нельзя защищать
одну свободу, забывая о другой. Свободное стояние в добре и истине невозможно без свободы
выбора. Равно и свободный выбор теряет свою ценность и смысл, если обращается ко злу».
Далее в свете идей первых двух частей определяются «христианские ценности, с которыми должны быть
гармонизированы права человека». Они формируют систему координат, в которой должна развиваться и
осуществляться концепция прав человека.
Во-первых, «права человека не могут быть выше ценностей духовного мира. Христианин ставит свою
веру в Бога и свое общение с Ним выше собственной земной жизни. Поэтому недопустимым и
опасным является истолкование прав человека как высшего и универсального основания
общественной жизни, которому должны подчиняться религиозные взгляды и практика…
В Православии неизменно присутствует убежденность в том, что общество, устрояя земную жизнь,
должно учитывать не только человеческие интересы и желания, но и Божию правду, данный Творцом
вечный нравственный закон, действующий в мире вне зависимости от того, согласна ли с ним воля
отдельных людей или человеческих сообществ. Этот закон, запечатленный в Священном Писании,
для православного христианина выше любых иных установлений, ибо по нему Бог будет судить
человека и народы перед Своим Престолом (см. Откр. 20, 12)».
Недопустимо вводить в область прав человека нормы, размывающие или отменяющие как
евангельскую, так и естественную мораль. Церковь усматривает огромную опасность в
законодательной и общественной поддержке различных пороков и их пропаганды — например,
половой распущенности и извращений, культа наживы и насилия».
Такие явления не просто имеют место в нашей жизни, но и «появляются законодательные нормы и
политические практики, которые создают предпосылки для их навязывания всему обществу через
средства массовой информации, системы образования и здравоохранения, сферу торговли и услуг.
Более того, есть случаи, когда верующие люди, считающие эти явления греховными, принуждаются
признавать допустимость греха или подвергаются дискриминации и преследованиям».
В этом разделе документа подчеркивается: «Под предлогом защиты прав человека одним цивилизациям
не следует навязывать свой уклад жизни другим. Правозащитная деятельность не должна служить
политическим интересам отдельных стран. Борьба за права человека становится плодотворной
тогда, когда она служит духовному и материальному благу личности и общества».
Итог третьей главы подводится в следующей формулировке: «С точки зрения Православной Церкви,
политико-правовой институт прав человека может служить благим целям защиты человеческого
достоинства, обеспечивать духовно-нравственное развитие личности. Реализация прав человека не
должна вступать в противоречие с богоустановленными нравственными нормами и основанной на
них традиционной общественной моралью. Индивидуальные права человека не должны
противопоставляться ценностям и интересам Отечества, общины, семьи. Осуществление прав
человека не может быть оправданием для посягательства на религиозные святыни, культурные
ценности, самобытность народа. Права человека не могут служить поводом для нанесения
непоправимого урона природному достоянию».
Все начинается с дара жизни. Поэтому право на жизнь рассматривается в самом начале четвертой главы. В
документе утверждается: «Жизнь есть дар Божий человеку. Господь Иисус Христос благовествует: "Я
пришел для того, чтобы имели жизнь и имели с избытком" (Ин. 10, 10). Заповедь "Не убий" в числе
иных была дана Богом пророку Моисею. Православие не приемлет и осуждает терроризм,
вооруженную агрессию, криминальное насилие, равно как и все другие формы преступного отнятия
человеческой жизни.
Право на жизнь должно подразумевать защиту человеческой жизни с момента зачатия. Всякое
посягательство на жизнь формирующейся человеческой личности является нарушением этого права.
Современные международные и национальные юридические акты закрепляют и охраняют жизнь и
права ребенка, взрослого и пожилого человека. Эта же логика защиты человеческой жизни должна
распространяться на ее отрезок от момента зачатия до появления на свет».
В этом подразделе было необходимо выразить церковное отношение к такой постоянно актуальной проблеме
как смертная казнь, несмотря на то, что о ней уже сказано в Основах социальной концепции. Поэтому в этом
месте дословно повторяется позиция более раннего церковного документа: «Признавая, что смертная
казнь была приемлема в ветхозаветные времена, а указаний на необходимость ее отмены «нет ни в
Священном Писании Нового Завета, ни в Предании и историческом наследии Православной Церкви»,
нельзя не вспомнить о том, что «Церковь часто принимала на себя долг печалования об осужденных
на казнь, прося для них милости и смягчения наказания» (Основы социальной концепции Русской
Православной Церкви, IX.3). Защищая человеческую жизнь, Церковь, вне зависимости от отношения
общества к смертной казни, призвана исполнять этот долг печалования».
В нашей классификации прав и свобод после права на жизнь логично поместить принцип свободы совести:
«Дар свободы выбора опознается человеком прежде всего в возможности выбирать
мировоззренческие ориентиры своей жизни. Как пишет святитель Ириней Лионский, «Бог сотворил
его (человека) свободным, имеющим свою власть <…> добровольно исполнять волю Божию, а не по
принуждению от Бога» («Против ересей», гл. XXXVI, 1,4). Принцип свободы совести находится в
гармонии с волей Божией, если защищает человека от произвола по отношению к его внутреннему
миру, от навязывания ему силой тех или иных убеждений. В условиях светского государства
провозглашенная и утвержденная законом свобода совести позволяет Церкви сохранить свою
самобытность и независимость от людей иных убеждений, дает юридическое основание как для
неприкосновенности ее внутренней жизни, так и для публичного свидетельства об Истине. Вместе с
тем "утверждение юридического принципа свободы совести свидетельствует об утрате
обществом религиозных целей и ценностей" (ОСК, III, 6).
Далее рассматриваются такие важные свободы, как свобода слова и свобода творчества: «Свобода
выражения мыслей и чувств, предполагающая возможность распространения информации, является
естественным продолжением свободы мировоззренческого выбора. Слово служит основным
средством общения людей с Богом и между собой. Содержание общения серьезно влияет на
благополучие человека и межличностные отношения в обществе. Человек несет особую
ответственность за свои слова. "От слов своих оправдаешься, и от слов своих осудишься", —
говорится в Священном Писании (Мф. 12, 37). Публичные выступления и заявления не должны
содействовать распространению греха, порождать распри и нестроения в обществе. Слово должно
созидать и поддерживать добро. Особенно опасно оскорблять религиозные и национальные чувства,
искажать информацию о жизни тех или иных религиозных общин, народов, социальных групп,
личностей. Ответственность за слово многократно возрастает в современном мире, переживающем
бурное развитие технологий хранения и распространения информации.
Надругательство над святынями не может быть оправдано ссылками на права художника, писателя,
журналиста. Современное законодательство обычно защищает не только жизнь и имущество людей,
но и символические ценности, такие как память умерших, места захоронения, памятники истории и
культуры, государственные символы. Такая защита должна распространяться на веру и святыни,
которые дороги для религиозных людей».
В главе отводится место и для рассмотрения социально-экономических прав, которые затрагивают важное
измерение человеческой жизни: «Земная жизнь невозможна без удовлетворения материальных
потребностей человека. В книге Деяний святых апостолов повествуется о первохристианской
общине, в которой материальная забота о ее членах была поставлена на особую высоту (см. Деян. 4,
32-37; 6, 1-6). Правильное пользование материальными благами небезразлично для дела спасения.
Поэтому необходимо придавать ясное нравственное измерение таким правам и свободам, как право
собственности, право на труд, право на защиту от произвола работодателя, свобода
предпринимательства, право на достойный уровень жизни.
Уже на протяжении многих лет ведется дискуссия о коллективных правах. Им тоже было решено уделить
внимание: «Если человек отожествляет себя с некой общностью, то у этой общности также должны
быть права, которые бы составляли баланс для индивидуальных прав. Права отдельной личности не
должны быть разрушительными для уникального уклада жизни и традиций семьи, а также различных
религиозных, национальных и социальных сообществ. В человеческую природу Богом заложено
стремление индивида к общинному существованию (см. Быт. 2, 18). На пути к исполнению воли
Божией о единстве человеческого рода важную роль играют различные виды общинной жизни,
осуществляемой в национальных, государственных и социальных объединениях. Полноту же
осуществления заповедей Божиих о любви к Богу и ближнему (см. Мф. 22, 37-39) являет собою
Церковь — богочеловеческий организм.
Началом общинной жизни является семья. Недаром святой апостол Павел говорит о причастности
семьи Таинству Церкви (см. Еф. 5, 23-33). В семье человек обретает опыт любви к Богу и ближнему.
Через семью передаются религиозные традиции, социальный уклад и национальная культура
общества. Современное право должно рассматривать семью как законный союз мужчины и женщины,
в котором создаются естественные условия для нормального воспитания детей. Закон также призван
уважать семью как целостный организм и защищать его от разрушения, провоцируемого падением
нравственности. Охраняя права ребенка, юридическая система не должна отрицать особую роль
родителей в его воспитании, неотделимом от мировоззренческого и религиозного опыта.
Необходимо уважать и другие коллективные права, такие, как право на мир, право на окружающую
среду, право на сохранение культурного наследия и внутренних норм, регулирующих жизнь
различных общин».
Имея за плечами такую богатую традицию предстательства перед властями о людях, попавших в беду,
Церковь и сегодня призвана «ревностно — не только на словах, но и на деле — заботиться о
сохранении прав и достоинства человека. При этом мы сознаем, что в современном мире права
человека подчас нарушаются, а его достоинство попирается не только государственной властью, но и
транснациональными структурами, субъектами экономики, псевдорелигиозными группами,
террористическими и иными преступными сообществами. Все чаще достоинство и права человека
приходится ограждать от разрушительной информационной агрессии».
— попечение о тех, чьи права, свобода и здоровье страдают из-за действий деструктивных сект;
Возникает вопрос, кто в Церкви может вести правозащитную деятельность? В документе дается следующий
ответ: «Правозащитная деятельность чад Русской Православной Церкви может вестись как на
общецерковном уровне, с благословения Священноначалия, так и на уровне созданных мирянами
общественных объединений, многие из которых уже сейчас успешно работают в правозащитной
сфере. В своей деятельности, направленной на защиту прав и достоинства человека, Церковь
стремится взаимодействовать с государством и общественными силами. Выбирая партнеров в
обществе, Церковь памятует слова Христа Спасителя, сказанные Им апостолам: "Кто не против вас,
тот за вас" (Мк. 9, 40).
Теперь несколько слов о возможном статусе этого документа. Его предлагается принять в развитие основ
социальной концепции Русской Православной Церкви. Позволю себе выразить уверенность, что принятие
Архиерейским Собором этого документа послужит прежде всего миссионерским целям, так как он откроет
возможность отстаивать христианские ценности в различных сферах общественной жизни.
Принимая во внимание значимость темы прав человека в современной общественной жизни, можно
предположить, что этот документ вызовет интерес братских Поместных Православных Церквей и будет
содействовать столь необходимому ныне укреплению единомыслия всего православного мира.
Хотелось бы выразить надежду, что систематическое изложение основ учения нашей Церкви о достоинстве,
свободе и правах человека явится также реальным вкладом в то православное свидетельство, которое
осуществляется в диалоге с инославными.
Можно ожидать, что многие позиции, высказанные в этом документе, будут положительно восприняты и
традиционными религиозными общинами во всем мире, способствуя сохранению прав и автономии
верующих людей перед лицом агрессивного нерелигиозного секуляризма.
Полагаю, что представленный документ может стать важным вкладом и в диалог, который ведет наша
Церковь с государственными властями разных стран, с общественными и международными организациями
во имя построения мирных и справедливых отношений между людьми и народами.
Пресс-служба Архиерейского Собора Русской Православной Церкви 2008 г.
«Вера — индивидуальное
сокровище. Религия — опасность»
Совместимы ли либерализм и христианство? Ответ
патриарху Кириллу
1
«Ересь человекопоклонничества»
Это далеко не первые нападки патриарха Кирилла на либеральную идею с позиции
церковника. Вспомним, как в 2016 году он охарактеризовал права человека — один
из столпов либерализма. «Я говорю о глобальной ереси человекопоклонничества,
нового идолопоклонства, исторгающего Бога из человеческой жизни, —
проповедовал владыка. — Уже в масштабах целой планеты развивается идея жизни
без Бога… В некоторых странах есть попытки законом утвердить право любого
выбора человека, в том числе и самого греховного… Многие христиане приняли
эти взгляды и отдали приоритет человеческим правам более, более, чем слову
Божию… Мы должны защищать православие от ереси современности».
Znak.com
Либерализм — это не про душу, не про потусторонний мир, не про бога. Он про
земную жизнь. Кроме того, надо понимать, что к нашему времени появилась масса
версий либерализма. Начиная от классического, традиционного, до социального
либерализма, левого либерализма, неолиберализма, либерализма, в котором
гипертрофирована тема защиты меньшинств, и так далее. К слову сказать, и так
называемый консерватизм на Западе — это, по сути, тоже одна из версий
либерализма. Забавно, что в России либерализму противопоставляют коммунизм и
советское прошлое. Хотя в тех же США консерваторы пренебрежительно
называют либералами как раз таки леваков. В России либерализм свели к
экономическому детерминизму младореформаторов, что, конечно, нонсенс.
Владимир Путин в интервью западному изданию, говоря, что либерализм себя
изжил, свел его до понимания открытия границ для миграционных потоков. Либо
он сознательно коверкает его понимание, либо, как говорится, не в теме.
Этого достаточно, чтобы понимать, что проходит красной линией через все версии
либерализма до нашего времени. Главное, на что мы обращаем внимание, — это
отсутствие темы Бога в данных размышлениях. Не с Богом спорит либерализм, а с
ролью государства и общества в личной жизни человека. Верить или не верить —
это личный выбор человека, и либерализм ни к чему не принуждает. Так откуда в
голове патриарха возникла идея смешивать холодное с квадратным?
Личная информацияE-mail*E-mail
Продолжить
Александр
Баунов
Константин
Добрынин
Распечатать
Летом нынешнего года состоялся юридический форум «Белые ночи»,
прошедший в Кенозерском национальном парке в Архангельской области в
четвертый раз. Тема этого года – «Право и религия. От несвободы к
свободе». Тему обсудили юристы, члены российского парламента,
журналисты и представители РПЦ
В обсуждении участвовали:
Красовский: Вернемся к двушечке.
Клишас: Общественная опасность деяний, и государство всегда
наказывало тех, кто провоцировал конфликты в обществе с
непредсказуемыми для этого общества последствиями, потому что
результатом таких конфликтов становилось ужесточение репрессий. Меня
очень порадовало, как Юрий Сергеевич сказал, что административно надо
было наказать. Может быть, он так оценивает общественную опасность этих
действий. Сейчас большинство людей, которые принимают решения в
государстве, оценили по-другому эти действия, посчитали достаточным,
чтобы применить меры уголовных репрессий.
Константин Добрынин: Андрей, здесь есть абсолютное
противоречие в твоих словах, потому что в случае с Pussy Riot государство,
оценив степень общественной опасности, вдруг посчитало, что оно должно
применить негодный правовой инструмент, и, вместо того чтобы
воспользоваться Административным кодексом, что было бы обоснованно,
взяло статью из Уголовного, которая здесь не подходила, и применило ее, а
потом, опять оценив степень общественной опасности деяния, как ты
выразился, законодательно ввело новую статью. Государство лукаво
применило другую норму и преступило закон, и мы, юристы, все это
понимаем. Вот в чем, мягко говоря, странность.
Клишас: Константин, ты прекрасно знаешь, что государство применяло
статью «хулиганство» таким образом не первый раз, и всех это устраивало.
Потому что это всех устраивало. Если бы субъективную сторону удалось
определить, они бы пошли по другим статьям, более тяжелым. Хулиганство
на самом деле легкий состав, поэтому намного проще квалифицировать как
хулиганство, не углубляясь, какова на самом деле субъективная сторона,
мотивация, потому что это может привести в более серьезные составы.
Государство поступило стандартно, не изобрело некий механизм наказания
этих лиц. Но очевидное антиобщественное поведение, провокационное,
было в этом смысле вызывающим и имело общественный резонанс. «Вы
нас тыкаете, что мы обычно снисходительно себя ведем и используем
хулиганство – мы так больше делать не будем, закатаем вам оскорбление
чувств верующих как уголовный состав!» Вот что происходило.
Национальное и европейское
Идеальная модель
ЦЕРКОВЬ И ВРЕМЯ
ISSN 2221-8246. Научно-богословский и церковно-общественный журнал
AРХИВ
БИБЛЕИСТИКА
БИБЛИОГРАФИЯ
БОГОСЛОВИЕ
ИСТОРИЯ ЦЕРКВИ
МЕЖДУНАРОДНАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ "ПРЕПОДОБНЫЙ ИСААК СИРИН И ЕГО ДУХОВНОЕ НАСЛЕДИЕ"
МЕЖХРИСТИАНСКИЙ ДИАЛОГ
ПУБЛИКАЦИИ
УКРАИНСКИЙ ВОПРОС
ХРИСТИАНСТВО И ИСЛАМ
ХРИСТИАНСТВО И КУЛЬТУРА
ХРИСТИАНСТВО И ЛИТЕРАТУРА
ЦЕРКОВЬ И ОБЩЕСТВО
Опубликовано в журнале "Церковь и время" № 51
Ваше Святейшество!**
Как вы слышали из моей биографии, я в течение десяти лет был ректором Ленинградской (в то
время) духовной академии, поэтому все, что связано с высшей школой, мне очень близко. Я себя
чувствую дома, находясь в стенах высшей школы, а потому и честь, которая воздается со стороны
интеллектуального сообщества, мною ценится очень и очень высоко. Я привык к тому, что именно
в сообществе ученых людей человек должен очень быть внимателен к тому, что он говорит. В
отличие от писателей, которые могут позволить себе многое, ученый не может себе позволить
ничего такого, что не отвечало бы требованиям научного подхода к той или иной идее. Я привык к
тому, что существует только одно место, где тебя могут остановить и сказать: «Это не так», — и
доказать, что это не так, — это научное сообщество.Вот почему различного рода публицистика
никак не приветствуется внутри научного сообщества. Здесь рождается мысль — в результате
дискуссии, анализа, корректировки взглядов и позиций. Так осуществляется научный и
технический прогресс человечества. Поэтому научное учреждение, учебное учреждение, высшая
школа — это то место, где непозволительно произносить пустые слова. Я постараюсь сегодня
сказать нечто, что мне кажется очень важным.После такого замечательного представления этих
двух переведенных на армянский язык книг*, может быть, нет необходимости говорить на тему
этих книг. Но, с другой стороны, я думаю, что нечто, связанное с моими размышлениями о свобо-
де, достоинстве и правах человека, можно было бы определить или использовать как некий
методологический критерий для размышлений о самом, может быть, главном — о том, куда мы
идем. Что мы хотим как человеческое сообщество? Каковы цели, которые стоят сегодня перед
человеческой цивилизацией, перед всеми нами? Ведь для того чтобы подробно говорить об этих
целях, необходим какой-то критерий. И мы знаем, что существует масса критериев: у экономистов
— свое понимание того, как должно выглядеть будущее, у политиков — свое. Но мне
представляется, что самым главным и самым фундаментальным критерием для оценки того, что с
нами происходит, и для понимания того, что с нами может произойти, должен быть только один
критерий — это собственно человек, это человеческая личность, потому что все остальное
вторично. А почему вторично? А потому, что Бог, создав человека, вложил в него Свой образ. Мы
носители Божиего образа, мы носители Божественных свойств. Бог обладает разумом,
абсолютным разумом, и человеку Он дал частицу Своего разума. Бог является абсолютной
свободой, и человек обрел дар свободы: он вырывается из русла необходимости, в которое
погружено все мироздание, и представляет собой единственное творение, обладающее
Божественным даром свободы. Вот поэтому мне кажется, что именно человек должен быть
критерием. А что именно в человеке? Могут ли быть критерием его страсти, пороки, преходящая
мода? Конечно, нет. Критерием может быть только то Божественное, что присутствует в человеке,
— образ Божий и является критерием. Но поскольку свобода есть одно из проявлений этого
образа Божиего, то такие понятия, как свобода и достоинство человека, могут быть использованы
в качестве универсальной методологии, применимой для оценки того, что сегодня происходит с
людьми, с человеческим сообществом, и что с ними может произойти дальше.
Очень много бед и страданий род человеческий понес именно из-за своего стремления к тому,
чтобы реализовать свободу. Собственно говоря, стремление к свободе, а вместе с тем и к
справедливости было движущей силой многих общественных процессов, в том числе весьма
конфликтных. Вспомним революционные столкновения, гражданские и международные войны,
которые осуществлялись с единственным стремлением— добиться свободы. Если обратиться к
любому человеку и спросить: «Ты хочешь быть свободным?», — он немедленно скажет: «Да». Ни
один человек не скажет, что он хочет быть рабом, потому что рабство противоположно тому, что
Бог заложил в природу человека. И, тем не менее, как много страданий, как много
несправедливости было явлено в ответ на это неудержимое стремление людей быть свободными.
Я уже не говорю об идеологической демагогии, когда говорили о свободе, а подразумевали что-то
совершенно противоположное, когда просто обманывали людей. Но сейчас мне хотелось бы
сказать о той подмене, когда прямого обмана нет, а есть очень опасное заблуждение. Сегод-
няшнее понимание свободы имеет в своей основе идею человеческой автономии — утверждается,
что человек автономен от других, от социума и от Бога, а потому он является критерием истины.
Современная либеральная философия и рассматривает индивидуум как критерий истины: сам
человек определяет, что хорошо, а что плохо. Ни общественные институты, ни Церковь не имеют
никакого привилегированного права определять критерий нравственной истины — только сам
человек. Возможно, это было бы правильно, если бы в нашу природу не вошел грех.
Когда Дидро говорил о том, что человек рождается светлым и святым, он имел в виду чисто
физическое рождение человека, но он упускал из вида наследственную передачу греха.
Греховность присутствует в природе человека так же, как и свобода, и человек не рождается
абсолютно безгрешным. Во времена Дидро это было трудно понять. Сегодня вам любой генетик
скажет, что через наследственную передачу информации человек усваивает, в том числе, и
предрасположенности, влиявшие на поведение своих родителей и своих праотцев. Современная
наука сможет, расшифровывая человеческий геном, быть может, не сегодня, но завтра точно
указать, что в человеческом геноме является носителем той или иной предрасположенности к
поведению, в том числе и к порочному поведению. Поэтому мнение Дидро было не более чем
прекраснодушным взглядом на человека, который приходит в мир якобы святым. А отсюда
следовало очень простое заключение: ничего не нужно делать, не мешайте человеку быть
свободным — он сам свободно разовьет свой потенциал; снимите все табу, все ограничения, в том
числе религиозные. Нередко религиозные ограничения связывали с таким понятием, как тирания.
Вначале подобные взгляды вошли в сознание французского общества и во французскую
политическую культуру, а затем через Французскую революцию перешли и в Россию, когда сам
факт существования христианской морали стал восприниматься как некая тирания над личностью.
Да и сейчас можно слышать призывы: «Мы должны разрушить табу». Не знаю, как в Армении, а в
России звучали такие призывы: «Давайте раскрепостим наших детей, снимем с них ограничения».
Но если внутри грех, и будут сняты все ограничения, и человек грешный станет единственным
критерием нравственной истины, что произойдет? А произойдет следующее — сколько голов,
столько и умов, сколько личностей, столько и истин. Но ведь так не бывает. Ведь обязательно кто-
то прав, а кто-то виноват. Само по-ставление человека в центр бытия и передача ему права быть
критерием нравственной истины имеет страшные для человечества последствия: происходит
смешение святости и греха, добра и зла, правды и лжи. Появились даже такие термины:
«постмодернистское общество», «философия постмодерна», которая вообще исключает понятие
объективной истины, а вместо объективной истины предлагает идею плюрализма мнений: каждый
имеет право на свою истину, и никто не имеет права никого судить. Нельзя сказать: «Ты прав»,
«Ты виноват», — потому что каждый может сказать: «Я так считаю». Исходя из либеральной
философии и философии постмодерна, каждый человек признается носителем права быть
критерием, в том числе для определения нравственной правды.
Но если мы теряем различие между добром и злом, правдой и ложью, если мы воспитываем в
идее человеческой автономии подрастающее поколение, то как же мы будем отличать добро от
зла? Когда я был совсем маленьким мальчиком, я спросил у отца: «Папа, что такое Антихрист?»
Он рассказал мне, что будет такая личность, которая воплотит в себе зло; эту личность поддержат
все люди — весь мир объединится и поддержит этого человека и, таким образом, проголосует за
зло; а потом этот человек будет реализовывать зло, убивая тех, кто с ним не согласен. «Как же
такое может быть? — спросил я отца. — Как люди могут проголосовать за зло?» Тогда, будучи
мальчиком, я об этом не говорил, но сейчас говорю: как люди могут проголосовать за растление
малолетних? Как люди могут проголосовать за другие невероятные с точки зрения нравственности
дела? А проголосуют тогда, когда будет стерто различие между добром и злом. Когда все будет
представлено с точки зрения прав и свобод человека: «Каждый выбирает то, что он хочет
выбрать», «Не ограничивайте человеческую свободу», «Никаких объективных критериев в сфере
нравственности не существует — только человеческая личность», «Хочешь растлевать
малолетних — это твое право». Сегодня это звучит страшно — еще трудно представить, что такое
возможно. Но несколько десятилетий назад, даже не десятилетий, разве можно было представить,
что в Европе будут уравнены в правах гомосексуальные отношения и естественные отношения?
Если бы такое сказать в университетской аудитории 20 лет тому назад, то люди бы вздрогнули и
сказали: «Это невозможно, это никогда не будет возможно, потому что это противоречит нрав-
ственной правде». А сегодня этот подход не просто декларируется — он законодательно
утверждается, а стало быть, всякая критика является делом противозаконным. Законодательная
система включает в себя отождествление добра и зла, правды и лжи. Тем самым мы движемся
туда, где не может быть жизнеспособной цивилизации. Мы пойдем туда, где гибель, если че-
ловечество утратит способность отличать добро от зла.
Поэтому свобода, как говорит слово Божие, есть, в первую очередь, свобода от греха, свобода
от зла. Если мы делаем выбор в пользу добра, тогда свобода реализуется в соответствии с
Божиим замыслом. Тогда и созидается личность, тогда и созидаются добрые общественные
отношения, тогда Бог присутствует в истории. К сожалению, эта евангельская концепция свободы
сегодня оспаривается либеральным философским подходом. Я думаю, что абсолютное
большинство людей, живущих сегодня на нашей планете, сохраняет способность отличать добро
от зла. Но особенно важно, чтобы Церковь никогда и ни при каких обстоятельствах — ни под
прямым давлением сильных мира сего, ни под изощренным философским влиянием, ни через
стандартизацию мышления, которая происходит в системе образования, ни через влияние
стандартов масс-медиа и моды — не изменяла Божественному критерию и всегда сохраняла
мужество и способность говорить людям, где добро, а где зло, и воспитывать людей в свободе,
которая ведет человека к личному развитию и помогает ему обретать силу к тому, чтобы
совершенствовать мир.
Так вот, если мы игнорируем то, о чем я сказал в первой части своего выступления, мы
оставляем в действии лишь инстинктивную составляющую. Духовную составляющую мы
ликвидируем или ослабляем настолько, что она теряет способность уравновешивать
инстинктивное начало. И что же мы видим тогда в сферах пропаганды, воспитания, идеологии?
Остаются лишь очень простые принципы: «Живи так, как ты хочешь жить», «Наслаждайся
жизнью», «Жизнь дана один раз — возьми от жизни все». Ведь это сейчас и происходит. Может
быть, не каждый рискнет так же ясно сформулировать эти принципы, как я сделал сейчас,
намеренно заострив тему, но через мощный масс-медийный поток именно эта философия жизни
сегодня воздействует на наше сознание. И если мы демонтируем духовное, нравственное,
религиозное содержание нашей жизни, то инстинктивное начало с легкостью нами овладеет —
каждым из нас и всем человеческим сообществом.
Сегодня вся массовая культура направлена на потребление. При этом в некоторых обществах
потребление — очень непростая тема, в том числе и в Армении, и в России, ведь мы вышли из
того прошлого, когда нужно было стоять в очередях за самым элементарным. И поэтому желание
иметь больше,жить комфортнее в нашем случае является еще реакцией на наше прошлое. Но
здесь и необходим внутренний нравственный критерий, чувство меры, воспитываемое Церковью
чувство аскезы, осторожное, разумное отношение к потреблению. Ну а если, как я сказал, будет
демонтировано духовное измерение, сняты все табу и человек будет взвинчивать планку по-
требления, что и происходит в некоторых странах? Это животная жизнь — она подавляет
творческое и духовное начала. В результате из жизни уходят очень важные ценности, такие как
подвиг, жертва, любовь к Отечеству, к ближним своим, способность пожертвовать собой ради
другого: «Зачем жертвовать, когда жизнь дана один раз, когда нужно взять как можно больше?
Пускай он сам и жертвует». Но если логически продолжить эти размышления — как же тогда
вдохновить людей на защиту Родины? Как им сказать: «Пойди и отдай свою жизнь»? — «Зачем?
За какую ценность? Моя ценность — вот эта жизнь, комфорт и благополучие. Лучше билетик
куплю и полечу в другую страну, там устроюсь, подожду. А может, никогда больше и не вернусь и
вообще потеряю всякую связь с Родиной». Можно сделать очень много подобных практических
выводов из этой предпосылки. Но самое важное, о чем нужно помнить, — что с разрушением
духовного начала, самой способности ориентировать свободу в сторону добра мы открываем
простор для развития инстинктивного начала человеческой жизни и губим человека.
А что нам помогает сохранять критерий нравственной истины? Какой «общественный ген»
переносит эту информацию от одного поколения к другому? Таким «геном» является традиция.
Традиция — это механизм передачи ценности от одного поколения к другому. В традицию
включаются не только ценностные измерения, но и культурные — мы говорим о культурной,
национальной традициях, традициях в литературе, изобразительном искусстве, музыке. Но
сердцевиной традиции является система ценностей. Каким образом формируется нравственный
облик поколения? Предыдущее поколение передает следующему систему ценностей — через
учебники, книги или непосредственно. Когда мама говорит дочери: «Это плохо», — она не
удосуживается приводить аргументы, она просто говорит «плохо», и говорит не от себя, а как
носительница традиции. И ребенок усваивает это «плохо» и знает, что этого делать нельзя —
«мама сказала», а мама сказала, потому что ей ее мама сказала, а той маме сказала бабушка,
прабабушка и так далее. Ценности, которые сформировали, в том числе, и наши нации,
передаются через традицию. Вот почему сегодня, в условиях глобализации, самая большая
опасность — это разрушение традиции как механизма передачи ценностей от одного поколения к
другому.
Я думаю, есть еще один очень важный элемент нашей общей традиции — дружба между
нашими народами. Ведь дружба — это то, что происходит на иррациональном уровне. Если
дружба строится на рациональном уровне, то это уже не дружба, а прагматизм: «Ты — мне, я —
тебе». А когда люди соединены чувствами любви или дружбы, это иррационально. В основе
дружбы между нашими народами лежит общность наших аксиологии, общность наших ценностей,
которые сохраняются в случае с исторической Россией, Русской Православной Церковью, а в
случае с Арменией — Армянской Апостольской Церковью.
Мне кажется, если говорить о двусторонних отношениях (не только России и Армении — я имею
в виду Россию, Украину, Беларусь, Молдову, все те страны, которые входят в понятие Русского
мира, Русской Православной Церкви), то нужно обязательно сказать о важности диаспоры.
Армянский народ в значительной степени живет в диаспоре — в результате страшных событий,
которые произошли в истории. Армянский народ живет по всему лицу земли, в том числе в России,
Украине, Белоруссии, и совершает очень важное служение. С одной стороны, армянская диаспора
является органической частью всего армянского народа, с другой — она включена в жизнь других
народов. В случае с Россией это очень активная часть российского общества. И представители
диаспоры — как армянской диаспоры в наших странах, так и русскоязычной диаспоры в Армении
— являются очень важным фактором, связующим наши страны и наши народы.
Я сказал о том, что одной из причин появления армянской диаспоры была историческая
трагедия, в том числе связанная с геноцидом 1915 года. Мы вчера молитвенно помянули жертв
этой трагедии. Я хотел бы сказать: очень важно, что армянское общество помнит об этой
трагедии; нужно молиться за тех, кто погиб. Но вот какая мысль пришла мне вчера во время
молитвы: ведь помнить можно по-разному. Можно помнить и постоянно поддерживать в себе огонь
ненависти. Это тупиковый путь, потому что там, где ненависть, там нет жизни. А можно помнить и
сохранять эту память как священную, как священной была кровь невинных людей, и одновременно
сделать так, чтобы эта память не мешала сегодня развивать отношения, в том числе между
Арменией и Турцией. Это взгляд со стороны — я не хочу входить глубоко в эту тему. Но я глубоко
убежден в том, что те шаги, которые были предприняты в недавнее время по налаживанию
отношений между двумя странами — это правильные шаги. Обе страны и оба народа не могут
быть заложниками прошлого.
В каком-то смысле я имею право говорить на эту тему в этом зале, и вот почему. В начале 1950-
х годов в Москву приехала делегация немецких христиан. Вы можете себе представить — в город,
который еще нес следы немецких бомбардировок, в каждой семье которого погибли люди. И вот
немецкие христиане приехали в Советский Союз для того, чтобы вместе с нашим народом, с
нашими верующими постараться перевернуть трагическую страницу взаимной истории. Прошло
меньше десяти лет с окончания войны, но когда немецкий пастор выступил с проповедью в одном
из московских храмов, то в конце этой проповеди наши люди заплакали и сказали: «Мы вас
прощаем». Тогда заплакала и немецкая делегация.
Простить — это всегда очень трудно. Простить — не значит забыть: «Никто не забыт, и ничто не
забыто», — как говорила Ольга Берггольц. Но прощение открывает возможность для движения
вперед. Важно, чтобы это движение было двусторонним. Мне кажется, что даже самые тяжкие
страницы истории, которые не могут быть исторгнуты из народной памяти, не должны становиться
гирями на ногах народа. Я думаю, что следует приветствовать все добрые намерения армянского
государства, направленные на улучшение отношений со своими соседями. И это никак не
подрывает ни национальной идентичности, ни способности хранить в памяти жертвы своего
народа.
Я хотел бы сказать о том, что обе Церкви, Армянская Апостольская Церковь и Русская
Православная Церковь, активно включены и в решение карабахского вопроса. Это тоже было
очень непросто — встретиться руководителю мусульман Азербайджана и Патриарху-Католикосу
всех армян. Но ведь такая встреча произошла, и не одна. Многие могут спросить: «Почему нет
политических результатов?» А потому, что Церковь не призвана приглашать людей к
политическим дебатам — не в этом наша задача. Наша задача заключается в том, чтобы люди
перестали смотреть друг на друга через виртуальный прицел, чтобы они вдруг поняли, что от
совместных усилий зависит совместное будущее. Я хотел бы поблагодарить Его Святейшество за
то, что он никогда не уклонялся от этих миротворческих акций, был всегда открыт к
взаимодействию, никогда не делал того, что нарушило бы интересы его народа и помешало
дальнейшему важному разговору.
Сегодня я хотел бы огласить то, о чем в Армении еще никто не знает. Я привез Его
Святейшеству приглашение — от своего собственного лица и от лица руководителя азербайд-
жанских мусульман Аллахшукюра Паша-заде — посетить Баку для участия в конференции,
которая будет проводиться Межрелигиозным советом СНГ. Наверное, вы знаете, что существует
Межрелигиозный совет СНГ, в котором представлены и христиане Армении, и мусульмане
Азербайджана. Первый межрелигиозный саммит мы провели в Москве, а второй саммит пройдет в
Баку. Я привез приглашение Его Святейшеству поехать в Баку с тем, чтобы выразить свою
позицию по важным вопросам, которые будут там обсуждаться. Мне кажется, что наша открытость,
которая не имеет ничего общего со слабостью, с потерей национального самосознания и
религиозной идентичности, способна очень многое изменить в этом мире.
Я хотел бы остановиться на еще одной очень важной теме, связанной с самым началом моего
выступления. К сожалению, неправильное понимание свободы и достоинства человека приводит
нередко к неправильному толкованию человеческих прав. Например, совсем недавно Европейский
суд по правам человека осудил Италию за то, что в классах итальянских школ висит распятие.
Критерием были «права человека» — распятие в школе, где 90% детей принадлежат к
христианской Церкви, якобы нарушает права религиозных меньшинств. В результате был вынесен
этот несправедливый приговор. Если вы приедете накануне Рождества в Великобританию, вы там
практически не увидите слова Christmas — «Рождество». Вместо него появилось непо-
нятное Xmas — нельзя употреблять слово «Рождество», чтобы не обидеть некие религиозные
меньшинства. Спрашиваешь представителей этих меньшинств: «Вас обижает крест в
христианской школе?» — «Нет». — «Вас обижает слово «Рождество»?»—«Нет». Значит, дело не в
религиозных меньшинствах, а в том, что на основе ложной интерпретации прав человека во
многих государствах сегодня устанавливается совершенно новая реальность. Утверждается, что
религиозный контекст не может обеспечить права и свободы всех религиозных меньшинств —
например, католический контекст в Италии, контекст Армянской Апостольской Церкви в Армении,
контекст Русской Православной Церкви в России; чтобы обеспечить равные права, следует
полностью отделить общественную жизнь от религии — якобы только секулярный контекст
обеспечивает равные права. Но что в результате происходит? Итог — не секулярный, а
антихристианский контекст, как в случае с Великобританией и Италией. Вместо секулярного и
нейтрального пространства мы имеем примеры яркой христианофобии.
Когда задевают чувства наших мусульманских братьев, как это было в случае с карикатурами в
Дании, то многие говорят об исламофобии. Важно, чтобы сегодня все мы понимали, что во многих
странах имеет место христианофобия — не просто отказ от традиционного христианского
культурно-исторического контекста, а его замена безбожным и секулярным. Атеистические
взгляды в таком обществе можно исповедовать открыто, а религиозные — нет. Не хочу называть
страну, но мэр одного города, «цитадели демократии», запретил на Рождество ставить елки на
улице, исходя из той самой философии, о которой я говорил. А мэр Иерусалима бесплатно
поставил елки для христианского населения своего города. Поэтому всякая ссылка на
многокультурность и многорелигиозность, которая сегодня используется для вытеснения, в первую
очередь, христианской культуры из жизни современного общества, является очень опасным
симптомом. Я думаю, что мы все, все христиане должны сплотиться, чтобы разоблачить это
явление и не допустить вытеснения христианских ценностей из жизни современной Европы и
современного мира.
В заключение я хотел бы сказать о том, что христианское понимание свободы требует от нас
движения в пользу добра и правды. Если человечество не утратит эту способность употреблять
свободу во имя добра и правды, то человечество сохранится как таковое. Поэтому то, что мы с
вами сегодня осмысляем, имеет отношение не к какому-то остаточному явлению в жизни
современного общества, а имеет отношение к главному — к самому существованию человеческой
цивилизации.
Православие и свобода
"Христианство - губительный принцип,.. /которьй/ рушит
сознание,ставя ему рамки".
Академик В.И.Вернадский. Дневники.
Что же, пусть будет так. Но из чего выбирать и что выбрать? Если,
например, выбор заключается в том, чтобы выбрать между Кока- и
Пепси-колой, то это, согласитесь, не более чем профанация выбора. Или
если наша свобода предполагается в пределах двух измерений, и никак
не хочет учитывать третьего - то это свобода... ползать по плоскости.
Наконец, если решая вопрос "как жить", мы заранее отказываемся
рассматривать православный ответ как одну из серьезных альтернатив -
то, значит, и выбор наш является менее свободным.
Какая же это свобода выбора, если у нас с вами знаний о вере отцов
значительно меньше, чем о тибетской Шамбале?!
***
Кто-то из нас скажет: "Да знаем мы эту самую веру! Знаем мы эти свечки,
иконы и поклоны, эти стращания адом за "грехи" и обещания райских
кущ.
Их расстреляли.
***
И в храм войти нам помешает что или кто угодно, включая "злую
старушку" - это поистине опаснейшее существо, перед которым меркнет
жуткий образ современного рэкетира!
***
И против тех, кто смел открыто верить иначе, против тех, чей Бог даже в
"унижении" казнимого, даже в распятии продолжал проповедовать и
раскрывать Царство Высшее - устраивались беспрецедентные по
тогдашнему масштабу гонения.
***
Человек вновь создал себе пантеон богов и героев, где, как и в римские
времена, стоят рядом Венера, Астарта и Иисус Христос (были и такие
сочетания в императорских молельнях!). И опять (простите за это
неудобоваримое слово) плюрализм развязывает нам руки, ставит нас
выше Закона, "освобождает" на свой лад.
Так давайте же прежде чем сделать "свободный выбор", узнаем, что такое
православие. И, возможно, именно эта вера не оставит вас никогда.
Понимание свободы личности в
Христианстве
31.01.2017 ДИАКОН АРТЕМИЙ СИЛЬВЕСТРОВ БОГОСЛОВИЕ, ВЫБОР РЕДАКЦИИ
Magna est libertas posse non peccare; sled maxima libertas – non posse peccare (Велика
свобода – быть в состоянии не […]
Просмотров публикации 18 871
Magna est libertas posse non peccare; sled maxima libertas – non posse peccare (Велика
свобода – быть в состоянии не грешить, но величайшая свобода – не быть в состоянии
грешить) – так выразил свое отношение к свободе христианский святой блаженный
Августин.
Еще целый ряд древнегреческих философов полагали, что человек заключает в себе
вселенную, священник Павел Флоренский транслировал эту идею таким образом:
«Человек — это сокращенный конспект мироздания»[i]. Однако христианские мыслители
пошли дальше и указали, что человек – это великая вселенная (макрокосм), в то время, как
окружающая его вселенная есть микрокосм. Свт. Григорий Богослов говорил так:
«Человек — великий мир в малом»[ii] (макрокосм в микрокосме). Действительно,
человеческая природа наличествует всем тем, что присутствует в видимом мире –
материей, биологией, психологией, рассудочным началом. Однако космос не имеет того,
что дано человеку: аналитических, созерцательных и смысловых интенций, способности
выражать данное осмысление посредством символов (языка, культуры), нравственных
категорий (понятий совесть, достоинство, стыд), разумной воли (позволяющей определять
себя относительно добра и зла). Наконец вне человека не существует духовного
«горизонта» (раскрывающегося в понятиях добродетели и греха, чистоты души и
скверны).
Итак, первым, что надлежит принять во внимание в контексте споров о пользе или вреде
гражданских свобод (прав человека) является как раз таки фактор сложносоставности
человека. Не секрет, что большинство различных зависимостей (как химических, так и
психологических) имеют своей подлинной причиной самого человека, а не внешние
обстоятельства его жизни (дефицит прав и т. п.) Подлинная свобода начинается там, где
человек научается быть свободным в себе самом, в своей «малой вселенной». От чего
в данном случае он может быть свободен? От неадекватных «запросов» своей природы и
чувственных манипуляций с ее же стороны. Напомним, что полноценной свободой
обладает только личность (а не природа), но и нуждается в этой свободе опять же только
она (личность, а не природа). Природа является инструментом личности, свободная воля –
«рычагом» реализации личности в природе и подлинной свободой человека является
способность богоустремленной личности правильно распоряжаться потенциями
своей природы. Современная же «борьба за права человека» характеризуется тем,
что неограниченную свободу получает не личность (не личностное начало в
человеке), а сиюминутные и ситуативные, подчас примитивно плотские и низменные
желания поврежденной человеческой природы.
Свобода – это проявление бытия, которое будучи изначально дано Богом, реализуется в
рамках тварного мира, но абсолютным законом бытия является любовь.
Соответственно только те социальные права и свободы человека христианство
оценивает положительно, которые способствуют воспитанию в человеке истинной
любви, сохраняют его нравственное достоинство и максимально оберегают
общество от греха, т. е. от всех видов личностной зависимости. Неллас Панайотис пишет:
«Любовь и есть точное содержание и подлинное проявление свободы, которая – будучи
полнейшим согласием личности с Богом, миром и людьми – на деле противоположна
индивидуально мыслимой независимости. Свобода как человеческое состояние
тождественна любви. Любовь и есть свобода»[xxi]. Только в границах любви свобода
приобретает то положительное качество, которое рассматривается в христианстве, как
драгоценное свойство возвышающее личность на уровень подлинного образа Божия.
[i] Флоренский Павел, священник, Микрокосм и макрокосм // Богословские труды. Сб. 24.
М., 1983, с.234.
[iii] цит. по http://www.verapravoslavnaya.ru/?Nellas_Panaiotis__Kozhanye_rizy#30
[v] Григорий Богослов, свт. Слово 38. На Богоявление или Рождество Спасителя //
Собрание творений: В 2 т. Репринт. Т. 1. – СТСЛ, 1994. С 528
[vi] Макарий Великий, прп. Беседа 12,2 // Духовные беседы. Репринт. – СТСЛ, 1994. С. 93
[viii] http://verapravoslavnaya.ru/?Nellas_Panaiotis__Kozhanye_rizy
[ix] Григорий Нисский, свт. На тех, кто заснул, PG. 46, 524D.
[x] Иоанн Златоуст, свт. Беседы на Послание к Римлянам 13, PG. 60, 517.
[xi] Цит. по: архиеп. Василий (Кривошеин). Аскетическое и богословское учение св.
Григория Паламы // архиеп. Василий (Кривошеин). Богословские труды 1952-1983 гг.
Статьи, доклады, переводы. — Нижний Новгород, 1996, с. 120.
[xiv] Иоанн Дамаскин, прп. Точное изложение Православной веры. Кн. 3. Гл. 1. – М., 1992
[xvii] http://verapravoslavnaya.ru/?Nellas_Panaiotis__Kozhanye_rizy
[xix] Герцен А. И. Письма об изучении природы, 5 // Герцен А. И. Сочинения. Т.2. М., 1986,
сс. 333-334.
[xxi] http://verapravoslavnaya.ru/?Nellas_Panaiotis__Kozhanye_rizy
ЧТО ТАКОЕ СВОБОДА?
Сергей Худиев
Источник: Фома.Ru
Как можно быть свободным всегда
Чаще всего о «свободе» говорят как о свободе в политическом смысле, свободе от
тирании и угнетения со стороны других людей. Библия начинает рассказ о свободе на
этом, наиболее простом, уровне. Бог Библии — это освободитель, причем освободитель в
прямом и буквальном смысле. Десять Заповедей начинаются с торжественного
провозглашения: Я Господь, Бог твой, Который вывел тебя из земли Египетской, из дома
рабства (Исх 20:2). Бог выводит Свой народ из рабства — вполне буквального рабства, в
котором евреи пребывали в Египте, — сломив упорство угнетателей грозными чудесами и
знамениями.
Невозможно переоценить влияние, которое история Исхода оказала на формирование
сознания христианского мира. Некоторые вещи, которые сейчас кажутся нам само собой
разумеющимися, выглядели довольно странно в добиблейском мире. Бог, который
становится на сторону рабов, на сторону угнетенных, на сторону бессильных, против
сильных мира сего, — это было для современников странной, непонятной и даже
возмутительной новостью. Боги язычников символизировали силу, могущество, победу,
они были ближе к господствующим, царствующим слоям человеческого общества — и
дальше всего от угнетенных и рабов.
С тех пор мир пережил еще ряд кровавых революций, и одна из самых страшных
произошла у нас в стране. Провозглашались лозунги свободы, равенства, братства,
обещалась свобода от угнетения, люди воодушевлялись мечтами о дивном новом мире, но
почему-то все это кончалось резней и установлением такой тирании, что по сравнению с
ней низвергнутый революцией режим оказывался образцом свободы.
Это не я!
Третья глава Книги Бытия содержит удивительно глубокий и точный рассказ о грехе —
первом грехе, но вместе с тем грехе вообще. Не ел ли ты от дерева, с которого Я запретил
тебе есть? — спрашивает Бог у Адама. Кажется, можно дать только два ответа «да, я ел»
или «нет, я не ел». Но Адам сказал:Жена, которую Ты мне дал, она дала мне от дерева, и я
ел (Быт 3:11,12). В том, что Адам нарушил заповедь, виновата жена — и, косвенно, Бог,
который ему эту жену подсунул.
Адам совершил сознательный выбор — съел запретный плод. Но он говорит, что это
выбор не его, что он определен кем-то или чем-то другим — женой, змеем, Богом, только
не им, бедным Адамом.
С тех пор, как был записан этот рассказ, прошло очень много времени, но отношение
людей к своей жизни остается тем же: мы склонны утверждать, что наши поступки
определяются кем-то другим. Мы приходим в ярость потому, что другие люди нас злят;
грешим потому, что другие люди вводят нас в соблазн; ненавидим ближнего своего
потому, что он такой мерзавец, что мы не можем его не ненавидеть.
Кто оказывается автором книги нашей жизни, если не мы сами? Другие люди,
обстоятельства, наши собственные внутренние импульсы, которые мы даже не пытаемся
контролировать. На капитанском мостике нашей жизни оказывается всякий прохожий,
наш руль поворачивает всякий случайный порыв ветра, всякая чайка, присевшая на него
передохнуть.
Что будет с нашей жизнью? Ничего хорошего. В лучшем случае она будет просто пустой
и жалкой — мы ничего не достигнем и ничего не обретем. В худшем — мы просто
разобьемся о рифы алкоголизма, наркомании или закончим наши дни в тюрьме. В самом
деле, что объединяет людей, потерпевших жизненное крушение? Их вера в то, что их
жизнь и их поступки определяются кем-то другим. Они запили, потому что окружающие
относятся к ним по-свински; бросили семью, потому что домашние «никогда их не
понимали»; совершили преступление, потому, что их довели или вынудили. Даже для
того, чтобы на чисто мирском, посюстороннем уровне привести свою жизнь в порядок,
надо признать, что мы свободны в том смысле, что сами принимаем решения и сами несем
за них ответственность.
Но в чем причина такого нелепого поведения? От чего такого страшного люди пытаются
спастись, прибегая к столь пагубной лжи?
Советская пропаганда, используя результаты опытов проф. И. Павлова на собаках по изучению условных
рефлексов, «доказывала», что душа животного (и человека) — всего лишь сложная нервная деятельность
Ведь для того, чтобы человеческие поступки составляли предмет вины или заслуги,
необходимы два условия: во-первых, люди должны совершать их свободно; во-вторых,
мы должны оценивать их с точки зрения какого-то закона, какого-то критерия добра и зла.
Природный процесс — например, пищеварение — не является предметом нравственной
оценки. Мы не ругаем человека за больной желудок и не хвалим за здоровый. Виновным
человека могут делать только его свободные решения. Порицая кого-то, мы тем самым
уже признаем, что он совершил свободный выбор, и этот выбор неправилен. В его воле
было нарушать нравственный закон или соблюсти его, и он его нарушил; именно это
делает его виновным и достойным осуждения.
Но чтобы закон делал его виновным, это должен быть объективный закон, который мы все
обязаны соблюдать, независимо от того, признаем мы его или нет. Упрекая кого-то в
аморальности, мы тем самым утверждаем реальность такой вещи, как мораль, которой
другой человек обязан был придерживаться. Но, говорит Апостол, раз такой закон
существует (и мы сами признаем это в отношении других людей), то он существует и в
отношении нас самих. Нас самих могут потребовать — и потребуют — к ответу за его
нарушение.
За законом стоит Законодатель и Судия, которому нам надлежит дать отчет. Перспектива
возможного осуждения пугает нас — как Адама. И — как Адам — мы пытаемся смягчить
наш страх, перекладывая вину на других или придумывая себе сложные системы
самооправданий.
Подпись арестованного священника Павла Троицкого при аресте 29 октября 1937 года и в ту же ночь
после допроса
Признание того, что мы сами — авторы своих поступков, ставит нас перед неприятным
фактом: мы совершили в своей жизни много дурного, и нам нечего сказать в свою защиту.
В отсутствие внешних стеснений человек может делать то, что он хочет — но чего он
хочет? Алкоголик остро хочет напиться; в то же время в глубине души он хочет
избавиться от своего порока и жить трезвой и здоровой жизнью. Блудник хочет легкой, ни
к чему не обязывающей связи — но в то же время в сердце своем он тоскует по
настоящей, преданной любви. Мы одновременно хотим разных вещей, и часто наши
собственные желания сковывают нас гораздо сильнее, чем тюрьмы и цепи.
Неспособность жить так, как мы должны — и так, как мы в минуты просветления хотим
— составляет то горькое рабство, о котором Господь говорит: всякий, делающий грех,
есть раб греха (Ин 8:34). Гневливый человек не свободен сохранять спокойствие; блудник
не свободен сохранять верность; алчный человек не распоряжается деньгами, но терпит,
что деньги распоряжаются им. Так любой грех говорит о том, что наша человеческая
природа ущербна, недостаточна, больна.
И Христос приносит нам новую жизнь, которая постепенно меняет нас изнутри; молитва,
личная и церковная, наставления священников, участие в Таинствах, чтение слова Божия
— те средства, которые Бог дает нам для духовного роста. Этот процесс обретения
подлинной свободы не будет ни легким, ни гладким — Бог имеет дело не с пластилином, а
со свободными личностями, которые продолжают падать и ошибаться — но, если мы
последуем за Ним, Христос приведет нас к той вечной и блаженной жизни, для которой
Он нас создал.
Иногда говорят, что Бог слишком благ, чтобы оставить кого-либо за дверью — и это,
конечно, правда. Бог примет и самого последнего грешника, но даже Бог ничего не может
сделать с теми, кто отказывается быть принятым. Он хочет, чтобы мы оставались до конца
свободными. Это только наш выбор. И наша ответственность — говорим мы да или нет,
отзываемся на зов или отказываемся прийти.
Дверь Его дома открыта; ничто и никто не может помешать нам войти — как тому
благоразумному разбойнику. Но никто не может сделать это за нас.
ГРЕХ И СВОБОДА
Сам Бог предоставляет нам свободу грешить. Евангелие полно призывов вроде «кто хочет
последовать Мне», «если кто хочет» (Мк. 8: 34; Мф. 16: 24). Свобода – это
первостепенный элемент, на который ссылается Бог, потому что свобода – это Его образ в
нас и духовной жизни не существует без свободы.
Свобода – это образ Бога в нас. Духовной жизни не существует без свободы
Некоторые наивно спрашивают: «Если Бог знал, что человек падет, зачем же Он его
создавал?» Зачем создавал? Чтобы он был свободным, чтобы он был Его образом! Бог
радуется свободе человека больше всего и ничего в нем не любит больше свободы. Он
никогда не нарушает свободу человека. Бог потому именно и любит, что Он свободен, и
поэтому ждет и от человека, чтобы он тоже возлюбил Его как свободный. Потому что
любить может только свободный.
Если ты боишься Бога, и чего-то еще, и еще чего-то – это уже состояние раба, говорят
отцы. Это состояние не счастливое, а такое, от которого человеку хочется избавиться.
– Позволь мне совершить мой грех! – сказал мне как-то один человек.
Он видел, что я священник. А мы, священники, мешаем людям грешить одним своим
присутствием. Я тогда сидел на приеме с официальными лицами, и этот человек,
неравнодушный к вину, сказал мне:
– Отче, позволь мне совершить мой грех!
Всё, что мы делаем в Церкви, совершается в синергии с Богом, то есть Бог говорит – и я
говорю, Бог действует – и я содействую, само по себе ничего не делается. Это значит, что
мы свободны. Духовная жизнь – это свобода, творчество, красота и еще раз свобода. А это
значит, что я всегда могу совершить грех. У меня есть свобода грешить. Сказать «нет»
Богу. Евангелие полно людей, сказавших Богу «нет». А потом они говорят огромное
«да!», потому что уже прошли через свое «нет».
Наше право – стать Замбией и Мозамбиком. Это, конечно же, наше право! Наше право!
Понимаете? Наше право идти от плохого к худшему. И это очень важно.
Нам надо понять, что у человека есть право (то есть свобода) совершить грех. Извините,
что я столько раз подчеркиваю это. Но нет ничего хуже, чем думать, будто священники –
это прокуроры, а Церковь – судилище, где мало того, что ты столько всего несешь по
жизни, но ты еще и должен заплатить!
Заплатить? Да, ты заплатишь, но только не из-за того, что Церковь будто бы – судилище и
Бог тебя судит, а потому, что ты направился в сторону к Мозамбику, например.
Приходишь туда, а там – Мозамбик!
Ты платишь и идешь куда хочешь. Потому что там есть то, чего ты хочешь. А не потому,
чтобы Бог захотел, чтобы ты там побывал, и тем самым тебя наказывает. Бог не
наказывает. Давайте будем точнее: не наказывает в том смысле, в каком наказываем мы.
Мы себя наказываем сами, сами создаем себе проблемы и, что трагично, доходим до того,
что начинаем считать грех свободой. И всё это потому, что никто не сказал нам о грехе и
праведности чего-то другого.
Мы себя наказываем сами. И доходим до того, что начинаем считать грех свободой
У апостола здесь потому и сказано «говорю по-человечески», что вы сами не понимаете,
что с вами происходит:
– Вы стали рабами праведности. Говорю вам это по-человечески, имея в виду вашу
немощь, потому что вы понимаете это состояние как рабство, тогда как оно на самом деле
не рабство.
– Забирай и уходи!
Без лишних слов, без всякого обсуждения: ни о каком разговоре тут не упоминается. Это
огромное уважение Бога к человеку – потому что Бог любит его, а кто любит, тот всегда
уважает любимого. Если мы не уважаем кого-то, значит, мы его не любим. Бог, однако,
любит человека – и уважает, потому что любит.
Блудный сын ушел, а потом понял, что нуждается в отце, и решил: «Вернусь-ка я домой!»
Он не то чтобы вдруг полюбил его, просто ему не хватало тепла и защиты. И вот он
возвращается, но отец не говорит: «А, ты только сейчас возвращаешься назад? Сейчас,
когда весь вымарался, возвращаешься?» Он не говорит ему ничего подобного. И это
странно. А почему не говорит? Потому что он уважает его свободу в данный момент.
Свободу грешить, которая у него есть.
У Бога, однако, имеется свобода любить этого пропащего человека и оказать ему Свою
любовь именно сейчас, когда он пал. Понимаете? Это нрав Бога, а наш нрав обычно не
таков.
Таков нрав Бога: любить пропащего человека и оказать ему Свою любовь именно
сейчас, когда он пал
Как предавали вы члены ваши в рабы нечистоте и беззаконию на дела беззаконные, так
ныне представьте члены ваши в рабы праведности на дела святые (Рим. 6: 19).
Рабы нечистоте и беззаконию, потому что грех всегда ласкает определенные члены
падшего человека. Грех легок, но избавиться от него тяжело, потому что он тебя ласкает,
ласкает то, что в тебе пало. Это доставляет тебе наслаждение. Хотя при этом ты
понимаешь, что он всё сильнее затягивает тебя на дно.
Вчера я читал текст одного французского писателя, который признается, что был
«великим» покорителем женских сердец. Я читал его текст, направленный против
женщин, ужасающий текст. Он их ненавидел, потому что они его притягивали. Ненавидел
сам факт, что привязался к ним. И писал о них много плохого. И кто? Крупный писатель
своей эпохи. Видите, как это страшно? Вот это – рабство. Он писал: «Какое счастье было
бы, если бы женщин не было!» Он пользовался огромным успехом у женщин, но
парадоксальным образом смотрел на это как на рабство.
С другой стороны, мы не видели, чтобы кто-нибудь из святых сказал: «О, какая великая
милость свыше! Боже мой, Ты поработил меня! Ты поработил меня Своей благодатью!
Поработил Своими чудесами! – и говорил бы Ему: – Оставь меня, я больше не могу!» А
писатель говорил: «Я их больше не переношу!» Странное дело: «Хочу быть всегда с вами
– и больше вас не переношу!»
Бог не порабощает. Апостол говорит здесь о рабах с иронией ради вашей немощи.
Существует свобода, которой вы не знаете, – это свобода Божией праведности.
Ибо, когда вы были рабами греха, тогда были свободны от праведности. Какой же плод вы
имели тогда? (см.: Рим. 6: 18–19).
Какой плод вы имели? А что вы помните из всего этого? Что хорошего помните и что у
вас осталось? Ничего. Всё это напоминает смерть. Вы чувствуете, будто вкусили смерти и
тления. Когда человек, говорит нам психология, чрезмерно услаждает себя, он начинает
сильнее испытывать страх перед смертью и разрушением. Абсолютное наслаждение несет
в себе боль, и поэтому в нас существует большая проблема. Плод, остающийся в нас после
всего этого пути, выглядит прямо противоположно тому, что мы ожидали. Не полнота, а
жуткая пустота. Мы чувствуем себя опустошенными. Почему? Потому что душа человека
по-настоящему наполняется только тем, что гораздо выше и прекрасней этой внутренней
разрухи.
Но ныне, когда вы освободились от греха и стали рабами Богу, плод ваш есть святость,
а конец – жизнь вечная (Рим. 6: 22).
Освящение – это состояние, когда в нас всё идет хорошо. Мы говорим Богу, и Он
отвечает. Мы видим это в своей жизни: то, что нас раздражало годами, исчезает.
Душевные и телесные болезни отступают. Это состояние, когда мы можем с легкостью
прощать и понимать других. Это состояние умиротворения.
В первом случае вы видите, как прекрасно устраивает всё Бог. А во втором случае, как
говорил один старец, люди и без того из кожи вон лезут, да к тому же еще и
наказываются.
Бог предоставляет тебе свободу делать что хочешь, потому что только так ты
можешь понять истину о спасении
Бог предоставляет тебе свободу делать что хочешь, потому что только так ты можешь
понять эти великие истины, в противном же случае – насильно – ты их никогда не
сможешь понять. Никто не может рассечь тебе голову и вложить в нее спасение, как хотел
сделать это Троцкий. Так пишет о Троцком Казандзакис[1]. Это невозможно. Ты можешь
рассечь другому голову, но только в нее уже не войдет ничего спасительного и важного.
Ибо возмездие за грех – смерть (Рим. 6: 23).
Следствием греха является смерть. Когда Дух Святой говорит: «Возмездие за грех –
смерть», Он словно говорит тебе: «Посмотри, впереди на дороге яма». Он не говорит:
«Смотри, ты обречен пойти по этому пути и угодить в яму». Нет. Бог – не какая-нибудь
злая ведьма, которая гонится за тобой с дубиной, чтобы тебя наказать, Он не такой и не
мог бы таким быть: если бы был таким, Он бы нас не интересовал, Он бы не смог быть
Богом.
Эти слова апостола – предупреждение о том, что существует такой образ жизни, при
котором ты вкушаешь смерть, ощущаешь вкус тления и умираешь. Сегодня у многих
людей есть такое чувство и они об этом говорят, особенно нам, священникам, что
ощущают вкус смерти. Так сказал мне позавчера один человек.
Очевидно, то, что мы называем жизнью, не совсем таково, как нам хотелось бы.
Существует смерть, которая переодевается в жизнь, и существует жизнь, которая
выглядит как смерть, но это жизнь. Крест Христов выглядит как смерть. В то время как он
– жизнь. Он – способ понести ответственность за другого, чтобы потом все остальные
вечно превозносили Тебя и любили. Но сначала это выглядит как смерть, и это трудно.
Трудно нести другого на руках. Трудно сказать: «Я согрешил, я ничего не понял». Если
скажешь такое, это будет выглядеть как смерть, но это жизнь.
У Церкви есть путь – это путь святых, путь святого апостола Павла. Этот путь – здесь. Но
апостол знает, кому говорит, он не заблуждается. Он знает, кому говорит. И это
удивительно. Этот его ироничный тон лично меня вдохновляет: «Постарайся немного
поработить себя праведности, потерять немного свободы, которая была у тебя раньше,
чтобы посмотреть: а не будет ли так лучше?» И говорит это с иронией, потому что Бог
таков. Бог говорит тонко. Бог никогда не говорит, грозя человеку пальцем, и не бьет по
голове, а шлет ему мудрые предложения.
Он Сам очень мудр и обладает огромным чувством юмора. Иногда играет с человеком в
хорошем смысле, как мы играем с ребенком. Вы видели, как отец играет со своим
малышом?
– Би-биип!
И Бог часто делает так же. Это превосходно, потому что подает нам свободу входить с
Ним в связь, чтобы Он при этом терпел наши наивные молитвы.
– Ну, смотри, 70 прекрасных лет – этого для тебя много. Ну ладно, пускай их будет 80,
100, пуска-а-ай 150 лет для некоторых в виде исключения! Чтобы ты пожил себе всласть.
Но потом – конец!
Откуда же приходит эта вечная жизнь? На каком основании мы считаем, что имеем право
получить эту вечную жизнь? По какой причине? То есть Бог так наивен и мы берем у Него
что захотим? Но это же эксплуатация, скажем это на языке европейских прав человека,
это эксплуатация Бога. И Он плохо делает, что дает ее нам. Если бы Он спросил у меня, то
я бы Ему сказал, что Он плохо делает. Но только Он меня не спрашивает. И делает нечто
великое, очень великое, ибо жизнь вечная не имеет оправдания.
Давайте задумаемся: нам ее никто давать не должен, нам вообще никто ничего не должен.
Никто из тех, кто любит нас, из тех, кто рядом с нами, а особенно политики, которые нас
обожают и прикрываются нами, чтобы прикрыть свои ошибки, огромные ошибки и ложь,
и все те вокруг, кто перед нами преклоняется, – никто не склонен к тому, чтобы что-
нибудь дать нам. Ни вечной жизни, ни даже терпения, чтобы мы пожили себе пару лет в
покое и имели возможность делать свое дело. Даже этого нам не дают. А тут тебе говорят:
вечная жизнь!
Вникайте в это, потому что Крест – это нечто превосходное, вы нигде не найдете ничего
более великого. Мы его не ждали. И это – велико. Это говорит о том, что Бог абсолютно
вне наших ожиданий. Он дает нам нечто намного более великое, чем мы ожидали.
Бог абсолютно вне наших ожиданий. Он дает нам нечто намного более великое, чем
мы ожидали: жизнь вечную
Это не имеет границ, это невозможно, мы не можем объять этого умом. Сколько бы книг
по философии и социологии ни прочли, вы никогда не увидите таких даров.
Что взять?
И чтобы Он переложил вас в Свою сферу. Что у Него есть по сущности, у тебя будет по
благодати.
Что вы об этом думаете? Вот такими категориями нам надо мыслить, и тогда человек
будет приближаться к святости, сам этого не ощущая.
***
Дома поменьше учите детей, пускай они видят наши дела. Такой способ понести немощи
другого и простить его – для ребенка настоящий урок. Если же сядешь и начнешь читать
ему проповедь о терпении к другим, он засмеется, а ты раздосадуешься.
Или, вот, спрашиваешь себя: «Ну почему мой ребенок такой?» А ты сам какой? Как на
тебя смотрит Бог? А что, если наша праведность – это лохмотья нищего пред Богом? Что
мы о себе воображаем? Воображаем, будто мы нечто великое, потому что не видим Бога,
о Котором говорит святой апостол Павел. А когда Его увидишь, сразу же поймешь, что ты
ничто.
Православие и свобода
Опубликовано в альманахе «Альфа и Омега», № 19, 1998
Протоиерей Василий Попов, Альманах "Альфа и Омега"
19 ИЮН Я, 20 12
** 1
Что есть свобода? Целесообразно ли сегодня вновь возвращаться к
проблеме, которая на протяжении веков занимала умы философов,
богословов, политиков, ученых, так и не получив однозначного
разрешения?
Современный мир, кажется, пришел к “консенсусу”: считать свободой
право человека на автономное существование в обществе, а вопрос о
свободе нравственного самоопределения личности отнести к
“метафизике”, которая не имеет существенного значения для свободного
мира, частью которого считает теперь себя и Россия. Однако становится
все более очевидным, что индивидуальная свобода, мыслимая таким
образом, оборачивается ложью и утверждением произвола, поскольку для
позитивного самоопределения в плюралистическом обществе нет
объективных критериев добра и зла. Человек мнит себя свободным,
будучи в рабской зависимости от похоти, от суетности и ненасытной
алчности своих желаний. Манипулировать таким человеком оказалось
соблазнительно легко. А насколько соблазнительнее манипулировать
общественным сознанием!
Стало быть, если мы говорим не о мнимой, а о подлинной свободе
человека, с неизбежностью приходится возвращаться от позитивизма к
“метафизике”, к проблеме свободы человеческого духа.
Бог пробуждает в человеке сознание его тварной свободы тем, что дает
ему закон и заповедь: “от всякого дерева в саду ты будешь есть, а от
дерева познания добра и зла не ешь от него…” (Быт 2:16–17). Протоиерей
Сергий Булгаков справедливо указывает на то, что “меньше всего можно в
установлении заповеди видеть произвол; напротив, ею подтверждается
признание тварной свободы человека, которая соотносительно
необходимости и благодаря наличности заповеди, «категорического
императива», находит для себя проявление” 11.
Возможность произвола (“негативной свободы”) могла быть преодолена
лишь полным доверием и сыновней любовью к Богу. “Любовь есть
свободная необходимость, необходимость как свобода”, — писал о.
Сергий Булгаков.
Подробнее
Два тысячелетия тому назад в мир вошел Бог, чтобы освободить род
человеческий от рабства греху и смерти. Творец вновь дарует человеку
возможность обрести совершенную свободу. Так что же мы: выберем
драгоценную жемчужину или останемся со своим ветхим наследством,
которое обречено на расхищение и тлен? Что мы выбираем — свободу или
рабство? Христос вопрошает каждого, и каждый делает свой выбор.
Примечания